Кроме этого мало что приносило мне какое-нибудь удовольствие. Я была просто обыкновенной. В течение тех двух лет вам не захотелось бы что-то обо мне услышать. Мне не хотелось находиться рядом почти ни с кем. Я всех ненавидела. Не хотела, чтобы кто-то ко мне приезжал, даже мама. Я превратилась в настоящую мамашу-наседку. Любимица Америки и самая тривиальная из живущих в мире женщин.
Мне хотелось защищать и Джейми Линн. После того, как она пожаловалась мне на свою соведущую в телешоу, я заявилась на съемочную площадку, чтобы переговорить с актрисой. Как это выглядело: я, глубоко беременная, ору на девочку-подростка (которая, как я потом узнала, была ни в чем не виновата): 'Ты распускаешь слухи о моей сестре?'. (Юная актриса, прости меня).
Во время беременности мне хотелось, чтобы все держались подальше: 'Не приближаться! Здесь ребенок!'.
Правду говорят - к рождению ребенка невозможно подготовиться. Это чудо. Ты создаешь новое тело. В юности говоришь: 'Эта женщина беременна', 'У этой женщины ребенок'. Но когда переживаешь это сама, это просто ошемляюще. Это был духовный опыт - невероятно мощная связь.
Моя мать всегда рассказывала, как болезненны роды. Она никогда не позволяла мне забыть, что мучительно рожала меня много часов. Хочу сказать, что у всех по-разному. У некоторых женщин получается легко. Я была в ужасе от мысли о естественных родах. Когда врач предложил кесарево сечение, я вздохнула с облегчением.
Шон Престон родился 14 сентября 2005 года. Сразу стало понятно, что он - милый добрый маленький мальчик.
А через три месяца я снова забеременела. Волновалась из-за того. что у меня будет двое детей-погодков. Это было тяжело для моего тела, в то время в моей жизни было так много печали и одиночества. Было такое чувство, словно весь мир ополчился против меня.
Главная опасность, которой мне следовало опасаться - агрессия папарацци.
Я думала, что, если буду держаться в тени, в конце концов фотографы от меня отстанут. Но сидела я дома или пыталась пойти в магазин, фотографы меня находили. Каждый день и ночи напролет они были рядом с домом, ждали, когда я выйду.
Чего никто из журналстов, кажется, не понимал, так этого того, что я вряд ли была собой. Я могла рассвирепеть, но в душе мне всегда хотелось угодить людям. Даже в ситуации полного опустошения я волновалась о том, что подумают люди. Я выросла на Юге, где очень важны манеры. До сих ко всем мужчинам независимо от возраста я обращаюсь 'сэр', а к женщинам - 'мэм'. Просто на уровне вежливости было невероятно больно от того, что ко мне относились с таким неуважением, с таким отвращением.
Всё, что я делала с младенцами, отмечали в прессе. Когда я гнала машину, спасаясь от папарацци, с Шоном Престоном на коленях, это использовали в качестве доказательства того, что я - никудышняя мать. Папарацци окружили меня с Шоном Престоном на сельской ярмарке в Малибу, фотографировали и фотографировали, а я в ловушке держала Шона Престона и плакала.
Когда я пыталась выйти из здания и сесть в машину в Нью-Йорке, беременная Джейденом Джеймсом и с Шоном Престоном на руках, меня окружили фотографы. Мне посоветовали сесть в машину и выйти с другой стороны, так что я вздохнула и начала пробираться сквозь очередную тысячу затворов фотоаппаратов и крики 'Бритни! Бритни!', чтобы сесть в машину.
Если вы посмотрите видео, а не просто неподвижные фотографии, вы увидите, что я несу в одной руке стаканчик воды, а в другой - ребенка, мой каблук подгибается, и я почти падаю. Но я не упала. Пытаясь устоять, я не уронила ни воду, ни ребенка, который, кстати, сохранял полнейшее спокойствие.
- Вот поэтому мне нужен пистолет, - сказала я на камеру. Наверное, это прозвучало как-то не очень. Но у меня просто лопнуло терпение. Журналы, кажется, больше всего на свете стремились заполучить очередную фотографию, которую можно будет опубликовать под заголовком 'Бритни Спирс стала ОГРОМНОЙ! Смотрите, она не пользуется макияжем!'. Словно это - какой-то грех, словно, набрав вес, я причинила лично им зло, предала их. Когда это я обещала всю жизнь оставаться семнадцатилетней?
20
Когда Шон Престон был еще очень маленьким, Кевин начал усерднее работать над своей собственной музыкой. Ему хотелось сделать имя, я это поощряла. Он много записывался, это была его страсть. Иногда я забегала в студию, где он работал, она напоминала клуб. Из дверей студии доносился запах марихуаны еще до того, как я туда заходила. Он и парни были под кайфом, и казалось, что я им мешаю. Меня на эту вечеринку не приглашали.