12 новых историй о настоящей любви (сборник)

На прошлой неделе Дэни согласилась сыграть маньячку с воздушными шариками в моем фильме «Зомби-сплин», четвертом эпизоде в серии шестиминутных ужастиков. Честно говоря, сценарий был не ахти: я придумал его на ходу. Это был просто повод провести с ней побольше времени. Посреди съемок нас прогнала с кладбища какая-то взбесившаяся белка, а потом мы так хохотали, что не смогли вернуться к работе. Потные и прибалдевшие, мы купили по большому стакану газировки и направились в городской парк, укрывшись от техасского зноя в скудной тени пожухлого дуба.

Дэни набрала в рот гелия из шарика.

– Привет, я твой школьный психолог, Тит Андрогин. Каковы твои планы на будущее, Кевин? – спросила она голоском Минни Маус. А потом своими теплыми нежными пальцами прижала шарик к моим губам.

Я терпел, сколько мог, чтобы продлить ее прикосновение. Наконец я вдохнул.

– Я останусь на своей родной планете Полножопотопия – буду работать в местном кафе-мороженом. – Спасибо гелию, это прозвучало смешно, а не печально.

Дэни потерла глаза, на которых еще остались следы густого сценического грима.

– И как же это вышло?

Мне хотелось прибегнуть к отработанному приему и отшутиться, но вместо этого я сказал правду.

– Во-первых, финансы. Во-вторых, паршивые оценки. А в-третьих… – я сделал глоток «Доктора Пеппера». – Мне надо присматривать за мамой. У нее… проблемы со здоровьем.

– А как же твой отец? Он не может помочь?

– Отец живет в Аризоне, – ответил я.

Каждое Рождество мы получали от него нарядную открытку с фотографией его семьи-2.0, исправленной и дополненной. Они позировали в одинаковых рубашках, с одинаковыми улыбками на фоне гигантской дизайнерской елки. Это все так отличалось от задрипанной прокуренной квартирки, где жили мы с мамой и где она проводила большую часть времени на диване перед телевизором – в отключке или в похмелье. Алкоголизм довел ее диабет до критического состояния, и теперь она пропивала пособие по инвалидности, едва успев его получить. В редкие моменты трезвости она целовала меня в лоб и шептала:

– Я тебя не заслуживаю. Оставь меня и уезжай.

Но мне не хотелось бросать ее, как бросил отец.

– Что ж, будучи твоим психологом, я обязана напомнить, что у тебя есть и другие варианты, – сказала Дэни, и от ее полного надежды взгляда мне захотелось верить, что она права. Единственное, в чем я был уверен, – это мои чувства к Дэни. Когда я осмеливался представить будущее, которое каким-то образом оказалось не насквозь паршивым, я всегда в первую очередь представлял нас двоих: она пишет картины, я снимаю инди-ужастики. Но прорваться в кинематограф, сидя в Дэдвуде, совершенно нереально. К тому же Дэни не захотела бы тратить время на такого неудачника, как я. Дело в том, что у Дэни варианты и правда были, и я был совершенно уверен, что уж меня она точно не выберет.

– Кев? – окликнула меня Дэни. – Так какие планы?

Я схватил плюшевого Ктулху, избегая ее взгляда.

– Слышал, что есть большие перспективы в сфере заказных убийств.

– Мой дружбан Кев собирается снять первый в истории хипстерский ужастик, – сказал Дэйв.

Я ухватился за его слова, как утопающий за соломинку.

– Именно! – Я сделал еще глоток колы, пытаясь избавиться от кома в горле. – Прикол в том, что будет непонятно, кто зомби, а кто нет, потому что как можно отличить прожженного хипстера от ходячего мертвеца? Называться будет – Та-да-да-да-ам! – «Антизомби». Сначала будет кровавое месиво, а потом антизомби стоят такие на концерте и говорят «Гр-р-рх-х», что переводится как: «Фу, эта человечина – такой мейнстрим».

Дэни кивнула.

– Понятно. И что дальше?

Я пожал плечами.

– А ничего.

Дэйв усмехнулся.

– Очень в духе Кевина.

Я понимал, что он шутит, но его слова врезались мне в душу, как осколок гранаты. Я затолкал плюшевого Ктулху поглубже в карман.

– Удар ниже пояса, Дэйв.

Он пристально посмотрел на меня, и это было едва ли не больнее.

– Дэни права. Еще не поздно стать частью будущего. Оно наступает, приятель. Готов ты к этому или нет.

– Угу, – буркнул я. – И я слыхал, в нем будет «Старбакс».

Лампочки опять начали свою нервную светомузыку. У актеров на экране стали заплетаться языки, словно спьяну, а потом изображение погасло. Мы погрузились в темноту. Свет вырубился. На этот раз совсем.

– Черт, – сказал я в темноту.

Из зала доносились недовольные возгласы. Кто-то визжал. Чертовы капризные ублюдки. В тот момент я ненавидел их всех.

Дэйв покачал головой.

– Чувак, я в прошлый раз ходил.

Я вздохнул.

– Ладно, я пошел, – может, так и останусь в подвале до конца смены.

Дэни взяла фонарик с полки у входа.

– Я с тобой. На случай, если Скратше держит там свой гроб и тебе понадобится подкрепление.

При этих словах все надежды, которые я возлагал на этот вечер, восстали из небытия.

Мы на ощупь добрались до лестницы, ведущей в фойе. На полу включились маленькие аварийные лампочки, от которых красный ковер казался окровавленным. Дойдя до фотографии Скратше, я притормозил. Даже в темноте эти глаза манили меня: «Взгляни на меня, Кевин. Я вижу тебя насквозь». Четыре последних ступеньки я преодолел одним скачком. Сердце бешено стучало.