Советские войска выстраивались именно в наступательную группировку (хотя, конечно, не выстроились полностью к 22 июня), причем масштаб перемещений войск 6|>1Л таков, что развернуть эту махину в обратном направлений было^же почти невозможно. При этом «советские войска перестали заботиться о том, как они проведут следующую зиму... Выбора у Сталина уже не было. Во-первых, он не мог вернуть свои армии назад... Во-вторых, Сталин не мог оставить свои армии зимовать в приграничных лесах... Если Красная Армия не могла вернуться назад, но и не могла долго оставаться в приграничных районах, то что же ей оставалось делать?»193. Вывод: столкновение планировалось именно на 1941 г.
Навстречу советским войскам к границе двигались немецкие. «Действия двух армий — это зеркальное изображение. Несовпадение — только во времени»194. Немцы имели возможность быстрее перебрасывать свои силы — меньше расстояния, лучше сеть железных дорог. Вермахт тоже выстраивался в наступательную группировку и потому тоже не был готов к обороне. Резервы слабы — основные силы у границы. Наиболее мощные группировки выдвинуты вперед и уязвимы для окружения. Боеприпасы, штабы, авиация — все у границы и может быть накрыто превентивным ударом. Удар по войскам, готовым к нападению, — самый сокрушительный для них. В этом — объяснение катастрофы Красной Армии, которое дает Суворов. Она готовилась к нападению на Германию и потому не была готова к обороне. «Внезапность нападения действует ошеломляюще. Внезапность всегда ведет за собой целую цепь катастроф, каждая из которых тянет за собой другие: уничтожение авиации на аэродромах делает войска уязвимыми с воздуха, и они (не имея траншей и окопов в приграничных районах) вынуждены отходить. Отход означает, что у границ брошены тысячи тонн боеприпасов и топлива. Отход означает, что брошены аэродромы, на которых противник немедленно уничтожает оставшиеся самолеты. Отход без боеприпасов и топлива означает неминуемую гибель»195. Такая же участь грозила бы Вермахту: «Если бы Красная Армия ударила на день раньше, то потери на той стороне были бы не меньшими»196.
В. Суворов утверждает: «Опыт войны показал, что в случае, когда советским войскам ставилась задача обороняться, ...такую оборону прорвать не удавалось»197. Суворова губит однозначность утверждений. В целом в 1941 г. советские войска оборонялись неважно. Не удалось сдержать обход Киева. С разгрома обороны советских войск началась битва за Москву. Прошло много месяцев, прежде чем наступательная Красная Армия научилась искусству обороны.
Стратегические аргументы В. Суворова убедили немалое количество авторов. Б.В. Соколов утверждает: «Сложно однозначно утверждать: суворовская гипотеза о планировавшемся на 6 июля 1941 г. нападении Сталина на Гитлера обрела статус научной истины»198. Ох уж мне эта однозначность! Что случилось? Найден план с указанием срока — 6 июля? Нет, не найден. Даже если Сталин и планировал удар по Гитлеру, то, как мы увидим, не 6 июля. В.Д. Данилов не преминул связать успех концепции «Ледокола» с победой над советской исторической наукой: «Основной вывод В. Суворова о проработке и практической подготовке по указанию Сталина упреждающего удара против Германии верен. Что касается советской историографии, то до последнего времени она была прямолинейна, как Невский проспект»199. Однако, как известно, Невский проспект имеет изгиб у Московского вокзала. Так же и советская историография не столь уж прямолинейна.
Дело в том, что честь выдвижения наступательной концепции в нашей стране принадлежит не В. Суворову, а Д.М. Проэктору. В своей книге, вышедшей в 1989 г., он писал: «И здесь мы возвращаемся к вопросу: не готовил ли Сталин всю эту массу войск не только для обороны, но и для наступления? Есть много признаков, что да»200.
Подводя промежуточные итоги этой дискуссии, О. Вишлев справедливо отмечает, что ни мнение Хрущева о том, что Сталин не верил в нападение Гитлера и должным образом не готовил армию к войне, ни мнение Суворова «о «вооруженных до зубов», оснащенных новейшей техникой бесчисленных «красных полчищах», которые летом 1941 г. готовы были обрушиться на Германию», не соответствуют действительности201. Впрочем, реальность может находиться и не строго посредине между крайними точками зрения Хрущева и Суворова.
ДАМОКЛОВ МЕЧ «КЛЕЩЕЙ»
И «оборонцы», и «наступатели» сходятся на том, что перед войной Сталин совершил самую большую в своей жизни ошибку. Вот только какую? «Сталин, по-видимому, гнал прочь любую мысль о войне»202, — считает «оборонец» Г. Городецкий. Этот «роковой самообман» одного человека и стал причиной нелепого поведения советского руководства перед лицом военной угрозы Германии. Война на носу, а мы к обороне не готовимся и ругаем всех, кто о войне предупреждает. Более того, разведка трубит, что Гитлер замыслил недоброе, а Сталин гонит от себя мысль, по-страусиному закапывает голову в песок. Раздолье для психологических и даже психиатрических рассуждений на тему безумия вождей.