200 дней до приказа

– Ты бы ещѐ в два ночи зашѐл! Вы что, ребята?! – Ребята были в

ауте: прийти от поминок к дню рождения тяжело.

– Короче, Кузьма, – не меняя интонации, заявил дед, – молодец,

оказывается! ! Тогда давай за здоровье. Кстати, можно чокаться!

Среди самых сексуальных картин эта занимает место в первой

десятке. Лариса в обтягивающем халатике стояла на стуле, поправляя

новые занавески. И надо же было Староконю прийти именно сейчас.

– Разрешите? А я смотрю, вы в окне стоите…

– Да вот, занавески новые, – не отрываясь от приведения

занавесок в идеальное состояние, сообщила сержант медицинской

службы.

– Я знаю. Сам распорядился. Согласитесь, так уютнее?

– А вы, товарищ майор, пришли за благодарностью?

– Да нет, – смутился замполит, – добрые дела я делаю просто так.

Я предложение сформулировал.

89

– Какое предложение?

– Ну, вы же сами говорили: будет предложение – заходите, –

почти обиженно напомнил Староконь.

– А-а, да, ну что ж, интересно послушать…

– Мне кажется, что свободному молодому мужчине длинными

зимними вечерами не помешает общество очаровательной молодой

женщины. Тем более если она тоже свободна и одинока… – взяв паузу,

чтобы собраться с мыслями, замполит продолжил: – Мне кажется, это

добавило бы в его жизнь уюта и тепла, как эти шторы в вашем

кабинете…

– Красиво излагаете, – оценила предложение майора Лариса, – то

есть, если я вас правильно понимаю…

– Вы меня правильно понимаете! – поспешил с ответом

Староконь.

– Что ж, тогда обещаю подумать.

– Надеюсь на положительный ответ.

Не меньше десяти сантиметров добавил к своему росту замполит

после разговора с Ларисой. И не меньше четырѐх зубов в своей теперь

тридцатишестизубой улыбке.

– Заглотила, – сам себе сказал Староконь…

Ковать железо, не отходя от кассы, крепко держа начальство за

слово, которым оно неосмотрительно разбрасывается, – вот

единственный метод чего-то добиться от своего непосредственного

командира.

– Ну, чего тут у вас? Давай быстрее, Гунько, у меня дел полон

рот! – вид Фахрутдинова у перекладины почему-то совершенно не

радовал Шматко.

– Ну, вы ж сами условие поставили, – напомнил сержант.

– А-а, вы про это, значит? Сто раз, стало быть? Хорошо! Но

смотрите! Если он сдохнет на перекладине, вы у меня не только

90

курить – дышать перестанете! – дал установку Шматко. – Давай,

Фахрутдинов!

Фахрутдинов дал. Считать довольно скоро стало неинтересно.

Единственный азарт был в том, собьются считающие или нет. То, что

Фахрутдинов при желании сделает не только сто, но и сто десять

переворотов, было ясно даже Шматко.

Цифра сто пришла быстро и предсказуемо.

– Фахрутдинов, откуда ты такой взялся? Прекратите его тискать,

что он, чемпионат мира по футболу выиграл?

– Товарищ лейтенант, уговор дороже денег! – не дал сорваться с

крючка Шматко Гунько.

– Сам знаю, ладно, нравится травиться – травитесь. Только

подальше от меня.

– Вы ж сказали, хоть у вас дома, – напомнил сержант.

– Чѐ, запомнил, да? Память хорошая? Это пока, покури ещѐ

годик – маму родную забудешь!

Почему-то Гунько не испугался. Ни капельки.

Глава 19

Соколов почему-то не чувствовал себя доброй феей. И злым

колдуном он себя не чувствовал тоже. Может быть, только капельку

Кашпировским местного – ветеринарного – разлива.

– Варь, ну неужели ты не понимаешь, что это совпадение…

– Знаешь, Кузя, слишком странно всѐ это.

– Да мы с тобой столько всего не по тетрадке сделали – не могло

это сработать!

– Ага! – ухватилась Варя. – То есть ты всѐ-таки веришь в эту

тетрадку.

91

– Ну, как, – признался Соколов, – я, конечно, видел, как Вакутагин

по ней ребят лечит, но у меня ж ни опыта, ни практики…

Завершить спор молодым не дал дед. Будучи мичманом (а кто не

знает, мичман – это водоплавающий прапорщик), дед привык всѐ

переводить из плоскости теоретической в плоскость практическую.

– Слушай, Кузьма, глянь там в своей тетрадке, там козы есть? У

Митрофаныча коза захворала…

– Фѐдор Кузьмич… – попыталась вмешаться Варя.

– Тихо, Варвара! Это не женское дело! Так что, Кузьма, возьмѐмся

за козу?

– Дед! Ну, перестань, что ты выдумал?

Расстроившись, дед решил сменить гнев на милость и всѐ же

ввести Варю в курс дела.

– Видишь, Варвара, я ему клиентов, можно сказать, поставляю, а

он нос воротит! Кузьма! – снова сменил угол обстрела дед. – Ты меня

ставишь в неловкую позицию! Я уже и аванс взял! – Литровая бутыль

самогона была продемонстрирована, будто это был как минимум

килограммовый слиток золота.

Воспоминание о самогонном марафоне были ещѐ весьма живы.

– Так, дед! Иди и верни это! – Что-то такое далеко не

ефрейторское прозвучало в голосе Соколова-младшего, что

моментально вернуло мичмана в отставке на путь истинный…

– Вот-вот, правильно! Правильно, Кузьма, пойду и верну. Будем,

это, деньгами будем!

Мичманов в отставке – не бывает.