Читаем 22 апреля 2009 года полностью

Деньги от продажи квартиры он собирался потратить традиционно, новых инвестпроектов у него не было: квартиру, как и прежде, хотел поменять на машину — на хорошую, новую иномарку. Красивую, блестящую.

Чтоб было совсем, совсем как у людей.

Своя, без бабы и спиногрызов, квартира, красивая тачка и свободная наличность — это, как говорили многие, был предел его амбиций.

На что-то иное не хватало воображения.

 

<p>V.</p>

Самое смешное, что иномарку он все-таки купил. Банк дал кредит неработающему отцу двух детей — то ли под залог его квадратных метров, то ли еще как-то, сейчас уже не установишь, и несколько месяцев Репин был счастлив. Потом, правда, он машину продал, и сейчас родные Светланы не знают, чего ждать: то ли явятся приставы, опишут репинскую половину квартиры или выйдут из углов еще какие-то кредиторы.

Почему она терпела все это? Светлана давно уже перешла от логики «опомнится и передумает» к активной, казалось, самозащите. Были родители под боком — молодые, работающие, готовые принять и содержать; было множество обращений в суд и милицию; были два уголовных дела, первое — февраль 2008 года — завершилось судимостью, правда, условным годичным сроком и штрафом аж в три тысячи рублей (судимость, впрочем, не помешала Репину свернуть сразу же Светлане челюсть, — еще одно уголовное дело завели, но рассматривали уже после смерти Светланы).

Возмутиться бы мягкостью этого приговора: в самом деле, избиение чужого человека и истязание домашних весят у нас по-разному. Но судебная снисходительность к кухонному насилию держится еще и на известном феномене «обратного хода». Посадить домашнего изверга гораздо легче, нежели заставить истицу быть твердой и последовательной в своих намерениях и действиях. Родные люди вот какие: угрожает — бьет — кается — плачет — хочет умереть — неделя медового месяца — угрожает — бьет (и сколько семей проваливается в мазохистскую бесконечность).

— Если бы Светлана не забирала все свои заявления, на него были бы заведены не два, а сто двадцать два уголовных дела, — говорит следователь.

Сначала забирала, потому что жалела-любила.

Потом забирала, потому что боялась побоев и угроз.

Женщине, которая неистово борется «за сохранение семьи», в конце концов, приходится бороться за сохранение жизни.

 

<p>VI.</p>

Была правда, которую давно уже предстояло принять, — что отец твоих детей безнадежное животное, что ничего, кроме новых увечий и унижений, не будет и что находиться с ним рядом, просто дышать одним воздухом — смертельно опасно.

Светлана искала варианты размена, собиралась выйти на работу (Анечке как раз исполнялось три года). Но ее держало чувство дома, особенно острое у неработающих женщин, — «свой угол», объясняла она матери, имущество, да тот же евроремонт — и что, все оставлять ему, мама, да за что же ему? Чужими трудами все, чужими руками — и подарить ублюдку? Почему я должна бежать из квартиры, которую ты для меня купила? Нельзя было уходить, по мнению Светланы, еще и потому, что Репин именно что очень хотел, чтобы она ушла (в прокуратуре тоже говорят: «Да он только и мечтал об этом!»), — он как-то совсем расправил плечи, в преддверии мужской свободы и новой тачки («продаст, продаст, куда денется!») ходил гоголем, никто ему был не указ.

Они поставили замки на свои комнаты, но ее замок он сбил, и дети не знали, куда прятаться. 2008 год отмечен каким-то особенным, изощренным садизмом: Анечку он не трогал, а вот Саше доставалось. Он будил среди ночи и Свету, клацал ножницами над головой: «Давай разгадывай кроссворд, а то все волосы тебе выстригу», — и она садилась над кроссвордом, и от ужаса разгадывала. Кажется, ей начал отказывать не только инстинкт самосохранения, но и страх за детей.

Из свидетельских показаний Александра Репина, 2000 года рождения, записанных следователем в третьем лице: «Его папа избивал его маму ногами и руками по лицу, по телу. Его отец часто пил на кухне, иногда его бил, один раз сильно бросил в стенку, но хорошо то, что он упал на мягкого плюшевого мишку. Папа бил маму независимо от того, пьяный тот был или нет. Так же папа всегда говорил маме, что выкинет ее через окно вместе с ним и его сестрой. Он хотел продать квартиру и купить машину, но мама продавать квартиру не хотела, из-за этого тот ее часто бил».

На суде Репин возражал проникновенно: как же я не гулял с тобой, сыночка, вспомни, как мы на шашлыки ходили, — и мальчик вспомнил, что да, ходили, и папа проколол его кожаный мяч, проколол нарочно, с усилием, просто так, и все вернулись в слезах и ссоре, как обычно, — пикник, называется, отдохнули. Репин очень не хотел терять родительские права, — оставшись единственным родителем детей, он получил бы все права на квартиру; но жестокосердая судья все обломала.

Похоже, он так и не понял, что же на самом деле произошло.

 

<p>VII.</p>

...Тогда, в июле, Репин позвонил на дачу и пожаловался, что в доме отключили электричество за неуплату.

Светлана испугалась, что не сможет по возвращении включить электроплиту и покормить ребенка, — и, попросив у матери денег, отправилась разбираться со светом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное