60-я параллель

— Простите, товарищ полковник! В том-то и несчастье, что я сам не знаю еще, что с ней случилось. Я потому и решился потревожить вас… В милиции мне дали простой ответ; страшный, но ясный. Снаряд на площади. Найдены ее сумочка и шляпка. Выходит, она убита.

— То есть как это: «выходит»? А у вас другие предположения? Вы думаете, что она не убита? Ну так тем лучше!

Андрей Вересов перевел дыхание.

— Я боюсь… боюсь, что не лучше… — глухо сказал он. — Пожалуй, хуже… Не легко мне говорить это!

Теперь паузу сделал уже полковник. Он не сразу ответил на то, что сказал Вересов. Впрочем, его глаза уже трудно было, пожалуй, называть усталыми: выражение его лица мало-помалу менялось, менялось что-то и в глазах. Они постепенно становились из утомленных — спокойными, пристально-внимательными.

— Я очень хорошо понимаю вас, товарищ капитан… Вы артиллерист? Береговик? А где ранение получили?.. Да, там было жарко, у Кингисеппа. Понимаю вас. Всё это трудно! Но чаще всего нужно Так же, как очистить рану от грязи: легче будет! И — скорее заживет. Вы умно сделали, что пришли прямо к нам. Думаю, что помогу вам… Пожалуй, я начну сам, а вы поправите меня, если где ошибусь. Идет? Тогда устраивайтесь.

Он приподнял и так повернул зеленый колпак лампы, чтобы свет не падал ему прямо в лицо, закурил, почесал в раздумье бровь.

— Ну, так вот! Много лет назад молодой способный ученый потерял свою первую жену, — начал он глуховатым, не то что спокойным, скорее успокаивающим голосом. — Потерял и остался один с маленьким сыном на руках. Он очень любил усопшую, этот ученый, любил он и ее сына. Любит его и теперь… Но тогда он был еще совсем молод. Ему казалось, что его печаль, — навек; что теперь вся его жизнь сведется к заботе о сыне. Ну, не считая, конечно, большего: страны, науки… Ведь так? Ну, хорошо! Прошли годы. Потеря стала понемногу забываться… Что ж, бывает. Время! И вот тут он встретил на своем пути другого человека… Блестящего, по-своему, человека: талантливую красивую артистку, умницу, и… Впрочем, никаких «и» он в ней тогда не заметил. Она очень понравилась ему. Так понравилась, что он уже мог замечать в ней одни только достоинства. Так ведь?

— Просто полюбил ее, товарищ полковник! — не поднимая головы, пробормотал Вересов.

— Ну, конечно! А что же я говорю? Вот именно — полюбил. Полюбил настолько, что решил сделать ее — именно ее! — матерью своего сына. Ну… а — она вас? Тоже?

Андрей Андреевич молчал, пристально вглядываясь в свою измятую папиросу.

— Может быть, в этом очень трудно признаться, — мягко сказал полковник, — но я уверен, признаться всё-таки надо, капитан. Хотя бы самому себе, но честно. Нет. Не полюбила она вас. По-настоящему — нет! Я не спорю: пять лет! Привычка образовалась, кое-какие теплые чувства… Но разве это — любовь? И скажите мне, друг мой, откровенно: а она-то была достойна вашей любви? Любви нашего товарища, советского человека? Была она достойна стать матерью вашему сыну — чудесному мальчишке, если судить по вашему письму к нам? Ведь безусловно нет! И вы сами это давно поняли.

Теперь Андрей Андреевич выпрямился. Щеки его вспыхнули. Голос окреп.

— Вы совершенно правы, товарищ полковник! — заговорил он — Было бы и нечестно, да и глупо спорить с этим. Да, я давно понял всё! И мне стыдно теперь признаться, что в свое время я не нашел в себе силы, я не смог…

— Э, голубчик! Если бы каждый из нас в нужный час имел эту силу… Тогда бы… Тогда моя, скажем, работа намного бы упростилась, поверьте слову! Ведь беда-то в том, что любая ошибка начинается всегда с малого… С таких пустяков!.. Как, кстати, фамилия вашей супруги до замужества?

— Симонсон. Она родилась в одиннадцатом году в семье чиновника… довольно крупного. Отец — полуангличанин, мать — немка, некая Людвигсгаузен-Вольф… Но ее отец служил и в советское время. Он был финансовым работником. Потом умер. От рака.

— Так, так… Симонсон, Симонсон? Владимир Симонсон?! Впрочем, конечно; я же читал это в вашем заявлении! Да и вообще. . Дело не в фамилии, дело в человеке, в его личности. Киноактриса. Талант! Жадное честолюбие… Воспитание не наше… Умна. . А впрочем, так ли уж она была умна, как вам казалось? Ум-то ведь разный бывает! Вы, товарищ кристаллограф, вы видели в ней драгоценный камень, бриллиант чистой воды, так сказать. Но бриллианты ведь оказываются порой и фальшивыми… Впрочем, простите, я перебил вас? Продолжайте, продолжайте, пожалуйста…

— Я все эти ночи не спал, товарищ полковник! — говорит Андрей Вересов. — Я перебирал все эти годы, всю нашу совместную жизнь. Нет мне никаких оправданий! Каким же я был слепцом, недостойным слепцом! Как я не заметил всего сразу, как не разгадал этого человека?

Полковник чуть приподнял бровь, как бы не считая возможным до конца согласиться с ним.