Адольф Гитлер (Том 1)

Собрание начиналось в 20 часов 15 минут. В долгополом чёрном сюртуке и с «железным крестом» на груди Гитлер направился в незадолго до того приобретённом «Мерседесе» к «Бюргербройкеллеру» в сопровождении Альфреда Розенберга, Оскара Графа и ничего не подозревавшего Дрекслера, который в тот вечер в последний раз оказался участником примечательных событий. Дабы сохранить тайну, ему сообщили только, что едут на собрание за чертой города. Когда же Гитлер по пути открыл ему, что в половине девятого он собирается нанести удар, раздосадованный Дрекслер ответил, что желает операции успеха, и от дальнейшего устранился.

У входа в зал царила большая толчея, и, озабоченный, как бы не сорвался запланированный штурм только что начавшегося собрания, Гитлер властно приказал дежурному полицейскому офицеру очистить вестибюль. И вот когда Кар как раз излагал «нравственное обоснование диктатуры», ссылаясь на образ нового человека, в дверях зала появился Гитлер. По свидетельствам очевидцев он был чрезвычайно возбуждён. А в это время к зданию уже подъехали грузовики, и выскочившие из них штурмовики из ударного отряда Гитлера окружили «Бюргербройкеллер» по всем правилам военного искусства. Со свойственной ему склонностью к шаржированной сцене Гитлер стоял в дверях с кружкой пива в поднятой руке, и когда рядом с ним выкатывали тяжёлый пулемёт, он сделал последний драматический глоток, а затем бросил кружку наземь и, во главе вооружённого ударного отряда и с револьвером в поднятой руке; бросился в середину зала. И пока ещё звенели упавшие кружки и гремели опрокинутые стулья, Гитлер вскочил на один из столов, произвёл, чтобы призвать к тишине, свой знаменитый выстрел в потолок и протиснулся затем сквозь растерявшуюся толпу к сцене. «Национальная революция началась, – закричал он. – Зал окружён шестьюстами вооружёнными до зубов людьми. Никто не имеет права покидать зал. Если сейчас же не установится тишина, я прикажу установить на галерее пулемёт. Баварское правительство и правительство рейха низложены, образуется временное правительство рейха, казармы рейхсвера и земельной полиции захвачены, рейхсвер и земельная полиция уже выступают под знамёнами со свастикой». Затем он, как утверждают очевидцы, «грубым приказным тоном» пригласил Кара, Лоссова и Зайссера последовать за ним в соседнее помещение. И пока штурмовики наводили среди присутствовавших, которые уже пришли в себя от шока и начали громко кричать: «Театр!», «Южная Америка!», приобретёнными в пивных баталиях методами порядок, Гитлер лез из кожи вон, чтобы завоевать на свою сторону строптивую государственную власть.

Несмотря на все противоречия и так и оставшиеся неясными взаимосвязи, главные черты происходившего были предельно отчётливыми. Дико размахивая револьвером, Гитлер угрожал членам «триумвирата», что никто из них живым это помещение не покинет, и тут же по всем правилам извинился за то, что ему пришлось столь необычным способом поставить их перед свершившимися фактами, – мол, этим он просто хотел облегчить господам их вступление в новые должности. Так что теперь им уже ничего не остаётся, как идти вместе с ним, – Пенер назначается баварским премьер-министром с диктаторскими полномочиями, Кар станет наместником Баварии, сам он возглавит новое правительство страны, Людендорф будет командовать национальной армией в ходе её марша на Берлин, а для Зайссера приготовлен пост министра полиции. Все больше возбуждаясь, он воскликнул: «Я знаю, что этот шаг дастся вам нелегко, господа, но сделать этот шаг нужно. Нужно помочь вам, господа, найти трамплин. Каждый должен занять то место, на которое он поставлен, если он этого не делает, то у него нет права на существование. Вы должны бороться вместе со мной, победить вместе со мной или вместе со мной умереть. Если дело сорвётся, то в моём револьвере четыре пули – три для моих соратников, если они меня покинут, а четвёртая – для себя». Затем он, как свидетельствует один из источников, поднёс револьвер к виску и сказал: «Если завтра после полудня я не буду победителем, я буду мертвецом».

Однако, к удивлению Гитлера, это не произвело на троицу почти никакого впечатления, наиболее же хладнокровным оставался в этой ситуации Кар. Явно оскорблённый дурацким антуражем этой пьесы о разбойниках и той ролью, которая ему в ней предназначалась, он заявил: «Господин Гитлер, вы можете приказать меня застрелить, можете сами меня застрелить. Но умереть или не умереть – это не имеет для меня никакого значения». Зайссер упрекнул Гитлера в том, что тот нарушил своё слово. Лоссов молчал. А у дверей и окон стояли вооружённые сторонники Гитлера, то и дело вскидывая ружья наизготовку.