Агами

— Не с кем, Соня, не с кем. Шепталась бы, может. Да кого-то всё никак не доинтегрируют, кого-то давно уже нет, а кого-то… не стало недавно.

Виктория Марковна не рассердилась и смотрела на старую знакомую с приязнью. Ничего в ней не поменялось, в этой девочке с насмешливым взглядом, чуть младше неё. Даже джезву София поворачивала на голубом огне небольшой плиты так же, как раньше, как тридцать лет назад, в своей квартире на Таганке — чуть потряхивая, держа за длинную деревянную ручку небрежно, но сильно. Нюхала тёмную жидкость, чуть наклонившись и поднеся джезву к носу. Понюхав, морщилась, ставила обратно и затягивалась сигаретой.

— Откуда кофе?

— Ездим, возим, — улыбнулась одними губами София, стряхивая пепел в стеклянную пепельницу с толстыми пожелтевшими от времени и пепла стенками и почти почерневшим дном.

Было непонятно, хочет ли она говорить. Но хотела, конечно, иначе зачем это всё, почему отозвалась на её звонок. Удивилась не очень, и это не было странным: она всегда была умна и понимала, что может Виктория, что даёт ей служба. Номер телефона эмигрантки — это уж точно не проблема. Служба. Чёртово слово.

— Всё не наездишься? Скучно тебе, как всегда, — усмехнулась Виктория Марковна. — А мне вот не хочется совсем в последнее время никуда ездить. Старею.

— Ну как же, ездишь. Газеты издаёшь для интегрированного населения. Читаем. Большим человеком стала.

София взяла с полки шкафчика аккуратно сложенную небольшую газету. Подержала в одной руке, положив сигарету на край пепельницы и не выпуская джезву из другой. Положила, почти бросила на стол, за которым сидела Виктория Марковна. Сказала вкрадчиво:

— Я другие твои газеты помню, Вика. А ты вон во что ударилась на старости лет. «Хочешь быть передовым, сей квадратно-гнездовым».

Кофе зашипел. София разлила его в две широкие чашки с турецким узором и поставила их на стол. Переставила туда же пепельницу.

Виктория Марковна смотрела на газету, не трогая её. Губы её дрожали.

— Откуда у тебя дрянь эта? — спросила она.

— Ибрахим привёз. Ездил по матушке-Рассее и заплутал. Заехал в кластер какой-то и вот там прихватил. Почитала я. Ну неплохо ты пристроилась, мать. Я поплакала даже от радости за подругу. Что, стыдно?

И рассмеялась. Без натуги, легко рассмеялась.

— Дай сигарету, пожалуйста, — попросила Виктория Марковна.

— Я ж предлагала, бери, конечно, — по-детски наморщив лоб, улыбалась София, — давно бы так. А то всё «не курю, не курю».

Предлагала, да. Сразу, как зашли на кухню. Но Виктория Марковна отказалась, сказала, что бросила. Так и было, ещё год назад бросила, но всё это вокруг, простое, ясное и от того невыносимое, не давало дышать чистым воздухом. Расслабленное лицо давней, по началу века, по либеральным тусовкам, подруги, её уверенность и спокойствие, эта позорная газетёнка кластерная — «передовики-механизаторы в едином порыве» — на столе… Невесть откуда появилась и вдруг снесла мысль с обдуманного течения разговора. Всё било под дых, мешало думать и удерживало слова, которые так тщательно были подобраны и разложены по ближним полочкам.

— Так бросила же! Но сейчас мне надо. А коньяка не найдётся у тебя? — собравшись, ответила Виктория Марковна.

— Самогон есть, хороший, сама делала, — не удивилась София. — Коньяк у себя попьёшь. Если пустят обратно после встречи с врагом Конвенции, Большой реновации и интеграции коренного населения.

Последнее сказала смеясь. Весело смеялась София, хорошим смехом человека не боящегося. Так смеются люди, которые очень долго не боятся, когда бояться надо, а потом ещё дольше живут без страха, потому что страшиться стало нечего.

Встала, достала из холодильника плоскую керамическую бутылку. Белую с голубым рисунком. Гжель, старая, ещё прошлого века. Извлекла из шкафчика две гранёных рюмки. Разлила.

— Пей, всё по-старому, как на Таганке. Сала только нет с ржаным хлебом. Но решим вопрос к следующему разу.

Когда выпили по рюмке, Виктория Марковна затянулась, задержав дым надолго и длинно выдохнув первую порцию.

— Да, по-старому, — проговорила она почти неслышно. — Ты, наверное, хочешь спросить меня, зачем я приехала к тебе?

— Это было бы слишком просто, — Софии всё ещё было весело. — Сначала расскажи, как ты стала вот этим.

И показала на газету.

— Долгий разговор, — ответила Виктория Марковна.

— Час у тебя есть, — просто сказала София. — Говори. Потом разберёмся, зачем ты здесь, властительница дум интегрированного населения и стремящихся к интеграции тружеников кластеров.

Виктория Марковна взяла ещё сигарету и прикурила от первой.

— Давай ещё по рюмке, — сказала она, пододвинув бутылку к Софии.

— Я налью, но сама не буду. Гости вечером у меня.

— Знаю. О них тоже расскажу, — просто сказала Виктория Марковна. — Наливай, не стесняйся, старушка.

— С этого бы и начинала, — с удовольствием отметила София и налила две рюмки.

Даже не удивилась. Или не показала, что удивилась.

Ровно через час в дверь кухни постучал Ибрахим.

— Заходи, дорогой, — широко улыбаясь, отозвалась София.

Виктория Марковна посмотрела на неё изумлённо.