Агент ливийского полковника

«Он рассуждает с точки зрения работника питания, – мысленно покивал в такт своим мыслям Паттерсон. – Заодно играет на публику – в ее единственном представителе, сотруднике спецслужбы, который, в его представлении, так же, как он, обязан разделить его мнение и ненавидеть арабов. Ну-ну, послушаем дальше».

Паттерсон слушал. И чем больше распахивал на груди рубашку этот скрытый неопатриот, возомнивший себя последователем Ницше, тем больше давал поводов Паттерсону ненавидеть его. Отчасти он разделял расовую составляющую его измышлений, но его раздражали точно построенные, словно написанные, фразы. Он хотел убить этого человека – без злобы, только выполняя свой долг, теперь же применение оружия сдерживала неприязнь. Это все равно что жестоко избить жертвенное животное перед тем, как зарезать его, – вкус мяса не изменится, может быть, но мозг даст вкусовым рецепторам информацию: качество пищи другое, незнакомое, в нем ощущается привкус страха, боли, страдания. Нет, такое мясо годится только для соседа. Не потому ли мусульмане раздают часть мяса жертвенного животного, чтобы изменить его вкус к изначальному?

А этот вопрос родился не без участия Файфа, продолжавшего нападки на арабское население.

Паттерсон, видимо, глубоко ушел в свои мысли, поскольку официант привлек его внимание несколько рискованным способом: пощелкал пальцами и сказал «алло». Это была последняя капля, переполнившая неспокойную душу сорокадевятилетнего агента; если бы он мог точно сказать, каков состав месива в его душе... Одно дело – однородный, другое – настоящая помойка, на поверхность которой поднялся смрадный осадок: сейчас Паттерсон занимался не своим делом.

Он потянулся к кобуре, но рука его остановилась на полпути – он только расстегнул пуговицу и коснулся полы пиджака, скрывающего оперативную кобуру с «кольтом». Натан нашел способ отмыться от всего дурного, что вылилось на него за последние несколько дней. На его лице не дрогнул ни один мускул, он выглядел таким же спокойным, как и пять минут назад, когда перешагнул порог этого дома.

– Мистер Файф, одну секунду.

Он подошел к официанту вплотную, поправил задравшийся воротничок на его бордовой тенниске, машинально отметив: «Почему эта неряшливость не бросилась мне в глаза сразу?» – и, отстранившись, неожиданно резко и сильно ударил его головой в лицо.

Паттерсон знал цену такому удару. Сейчас мозги Файфа отяжелели и едва помещались в его резонирующей черепной коробке, а глаза его смотрели через кровавую пелену.

Агент выбросил руку в сторону Лили и заткнул ей рот одним словом:

– Молчи!

Из разбитого носа Йена Файфа хлынула кровь. Паттерсон не стал марать об него руки. Одним-единственным ударом он получил сатисфакцию и вернул душевное равновесие. В этот раз он не остановил на полпути руку. Откинув полу, выхватил пистолет, на миг – всего лишь на миг – похолодел: рука обхватила рукоятку не того пистолета, к которому он привык за последние семь лет. Вынося вооруженную руку для выстрела, он взвел курок. И нажал на спусковой крючок, встретившись с жертвой взглядом.

Первая пуля попала точно в переносицу, вторая оставила входное отверстие чуть ниже и левее. Файф был гарантированно мертв, хотя взгляд его карих глаз оставался осмысленным, и, может быть, эта деталь заставила Паттерсона спустить курок еще два раза.

Не меняя положения рук, он повернул корпус в сторону Лили. И снова не дал ей раскрыть рот. Она женщина и ушами не только любит, но и боится.

– Делай, что я скажу, и останешься жива. Нет – ляжешь рядом с братом. Это правда, что он твой брат, или вы ломали передо мной комедию?

– П-правда, – заикаясь, подтвердила Лили.

– Ладно. Бери трубку, набирай 999, не смотри на меня, смотри на брата, говори: «Его убили».

– Его убили...

– Не мне, дура! Я знаю, что его убили! Скажешь об этом диспетчеру службы спасения. Добавишь слово в слово: «Ар-Рахман здесь». Ни взгляда, ни полвзгляда на меня, смотри на брата.

Йен Файф дергался в агонии. Паттерсон, глядя на эту предсмертную мимику, представил, что Файфу, который проходил страшное терминальное состояние, здорово досаждали пулевые отверстия в голове. И кто знает, может, в глубине души Лили, которая не могла оторвать взгляд от брата, надеялась на чудо: служба спасения еще успеет что-то сделать. Но Паттерсон был уверен в обратном: это страх перед хладнокровным убийцей сломил ее волю.

– Алло! Алло! – сорвался ее голос, едва диспетчер службы спасения ответил на вызов. – Моего брата убили. – Короткая пауза. – Здесь ар-Рахман.

– Назовите свой адрес и повторите, что вы сказали.

Она выполнила просьбу диспетчера. Затем – приказание Паттерсона, шепнувшего ей:

– Скажи, что он делает.

– Он целится в меня. Боже...

Натан Паттерсон, артистично выгнув бровь, убил ее.

Стерев носовым платком отпечатки пальцев с пистолета, он бросил его рядом с мертвой женщиной и быстро вышел из дома.

* * *