Актер. Часть 3, 4

     Есть ситуации, когда ты знаешь: ЭТО произойдет, но все равно не веришь. Человеческий мозг отвергает подобные вещи, как невозможность, как бесконечность Вселенной, не в силах вместить в себя самое страшное: страдания, смерть, пытки, предательство. Ровно то же происходило сейчас. На лбу Одинцова выступил пот. Не замечая, как глубоко врезается в кисти рук проволока, Олег наклонился вперед, вглядываясь в черные, как уголь зрачки, и выдохнул:

 — Никас... Мило?

 — Приятно увидеть знакомого, правда? — грек усмехнулся. Но Олег уже отошел от первого шока и почувствовал злость.

     «Оказывается, меня брали свои».

     Впрочем, мыслей о том, что нападение на него было ошибочным, или ошибочно срежиссированным, или являлось частью какой-то неведомой ему операции, у Олега тоже не возникало. Методы нападения указывали на то, что кто-то навел о его распорядке дня справки, хорошо подготовился, и присутствие грека здесь неслучайно.

 — Я бы так не сказал, — вслух огрызнулся Олег. — А воды нет? Пить хочется.

 — Да? А почему? Я, разумеется, не про воду, — отвечая ему, грек кивнул, но смотрел в сторону, а не него. Одинцов скользнул глазами по прямой его взгляда, и увидел «фирмача», который ударом в висок уложил его на стоянке.

     «Интересно, а ты кто такой? Тоже служащий Интерпола?» — промелькнуло в его голове. Между тем «фирмач» покопался в пакете, достал пластиковую бутылку и перебросил ее Нико. Отвернув пробку с бутылки, грек поднес горлышко к губам Одинцова.

 — Спасибо, — сделав пару глотков, на автомате поблагодарил Олег. И следом врезал: — А что, я был должен испытывать дикую радость от того, что в Интерполе завелась крыса?

 — Да считай, как тебе угодно, — грек завернул пробку и поставил бутылку на пол.

     «Фирмач» отвел от Олега глаза, подхватил стул, стоявший у стенки, подошел к Нико и поставил стул так, чтобы тот мог сесть к Одинцову лицом.

 — Так вот, что я хотел сказать, — усаживаясь, продолжил грек, но неожиданно усмехнулся и тряхнул головой. — Представляешь, я тут для тебя целую речь заготовил. Хотел по-приятельски тебе объяснить, что со мной не надо играть в индейцев, что по дороге мы тебя обыскали, что твой мобильный мои люди выкинули по дороге...

     «А вот это плохо», — Одинцов стиснул челюсти. В его мобильном было всегда включенное устройство геолокации, и оно могло бы показать людям из МВД, где его искать. Но надежда на это не оправдалась.

 — ... И что у меня куча нервов и времени, — тем временем продолжил грек, — чтобы выбивать из тебя ответы на все интересующие меня вопросы. И что я не дам тебе передышки, и пытка в случае твоего молчания или «не знаю» растянется до бесконечности. Но... — Мило глубоко вздохнул, поддернул брючину и положил ногу на ногу, — я тебе признаюсь: времени у меня нет. Да и нервы шалят с недавнего времени. Представь себе, я даже отказался искать и отлавливать твоих родственников и привозить их сюда, чтобы убивать их на твоих глазах, по одному, если ты будешь валять дурака и откажешь отвечать. — Грек помолчал, разглядывая Олега и ожидая его реакции.

     Но реакция у Одинцова была только одна: внешне казалось, что он внимательно слушает, что-то оценивая и прикидывая. Но то, что сейчас происходило в душе Одинцова, человеческому описанию не поддавалось. Перед его глазами промелькнуло искаженное страхом лицо сестры, ужас отца, в ушах раздался пронзительный крик матери.

     Не дождавшись от Олега никакого ответа, Нико слегка наклонился, чтобы поправить резинку целлофанового чехла на ботинке:

 — А хочешь скажу, почему я, как говорите вы, русские, «забил» на все придуманные мной увещевания?

 — Вопрос, разумеется, риторический? — подсказал Олег.   

 — Абсолютно точно. У тебя здесь, — Нико указал подбородком на его бок, — характерный шрам. Округлая форма рубца с неровным и рваным краем. И насколько я разбираюсь в шрамах, это даже не пулевое, а револьверное ранение. Рубец после него всегда выглядит несколько хуже. Но меня тут не эстетика заинтересовала. Важно то, что я понял: в тебя, дружище, стреляли. А ты никак не похож на клошара или бомжа, которых отстреливают, как собак. Поэтому я бы, пожалуй, рискнул предположить, что ты участвовал в боевых операциях лет пять, может шесть-восемь назад. Как говорите, вы русские, защищал интересы своей страны... А значит, многие вещи мне объяснять тебе просто не нужно. Я даже не стал тебе врать, что ты выйдешь отсюда живым. Впрочем, — грек покачал ногой, — и такой вариант не исключается, если ты согласишься на меня работать. Но ты ведь... не согласишься. Я прав?

     Олег посмотрел на матово блестевшие бока бутылки. Перевел взгляд на проволоку, впившуюся в его запястья и от которой на коже уже проступали рубцы:

 — Смотря что делать придется.

 — Ну хорошо, давай проверим твою готовность сотрудничать. Для начала: под какой фамилией и куда улетел Исаев ХХ апреля? — Нико назвал число и день того дня, когда Андрей вылетел в Прагу, чтобы переговорить с чехом, сидевшим на тот момент в «Панкраце».