Актриса

Вот только этого не хватало! Я посмотрела в его голубые глаза и, по правилам хорошего тона, обязана извиниться и откланяться, что я и сделала.

— Извини, мне пора.

Он не удерживал, просто прожигал мою спину взглядом. Как я это поняла? Очень просто, по спине как молотком били.

На улице стояла мать и кричала на своего любовника. Слава богу, что это не Платон, а то потом точно слухов не оберешься.

— Успокойся, на тебя все смотрят. Потом жалеть будешь, — быстро подошла к ней и постаралась ее вразумить.

— Дочь, он тварь! Изменник! Предал, променял… Как ты мог? — она хотела вцепиться ему в лицо, но в этот миг раздался выстрел. Мать истошно завизжала, приседая на колени.

Любовник стоял и, как в немом кино, открывал и закрывал рот. Его лицо исказила гримаса боли и страха. Все кричали и суетились, падали на землю и даже молились. Куда его ранили, я не видела, но взгляд словно приклеился к его глазам.

— Что ты чувствуешь? — было моим вопросом, но он упал замертво.

— Дочь, быстро в машину!

Каким-то образом Платон оказался поблизости, охрана схватила мать, а меня — его сильные руки. Пальцы впились в предплечье, создавая дискомфорт.

Повинуясь его воле и силе, я уселась туда, куда мне было указано, ощущая тот самый пристальный взгляд.

Глава 4

— Ты цела? — прощупывал мои руки, ребра и ноги человек, который увел меня.

— Да, — я отстранилась от него и поправила одежду.

Мать сидела вся в слезах, нужно отдать должное визажистам — макияж остался на месте. Хорошо, что в лимузинах места настолько много, что даже охрана уместилась.

— Ты почему не сказала, что дочь нестабильна? — мужчина смотрел на мать, когда та тихо всхлипывала. Больше всего меня поразило, что сам он был спокоен, как я.

— Кто? — удивлено воскликнула мать, как будто действительно не понимала, кого имеет в виду Платон.

— Дочь. Ты о чем думаешь? Хочешь, чтобы она в психушку загремела? — строгость в его голосе завораживала, я смотрела на его лицо. Непроницаемое, совершенно спокойное, только, если присмотреться, между бровями пролегли хмурые морщинки.

— С ней все в порядке, — фыркнув, мать отвернулась к окну, вытирая слезы со щек.

— Почему я нестабильна? — глядя на его профиль, спросила у человека, который утверждает, что я его дочь.

А он, не обращая на меня внимания, продолжал смотреть на мать.

— Я услышу ответ на вопрос? По-твоему, она стабильна? Посмотри на свои эмоции и ее хладнокровность! Ты представляешь, что о ней скажут в СМИ? Ее жизнь пойдет под откос! Наша дочь во время убийства спрашивала у трупа «Что ты чувствуешь?». О ней не переживаешь, подумала бы о своей репутации…

— Зря ты так, она об этом и думает. Мать заботилась обо мне хоть как-то в отличие от некоторых, — влезла я.

— Ты многое не знаешь, дочь, — ответил мужчина, резко обернувшись ко мне.

— Откуда уверенность, что я твоя дочь? Мы не похожи с тобой, ты — седой, я — рыжая, а мать вообще блондинка… — Мы и вправду отличались. И если он у матери спрашивает, значит, в курсе, что со мной? Значит, он знает, как это исправить?! — Говори уже, — вырвалось быстрее, чем я успела подумать. Нетерпеливо сказала, но в голосе все равно была холодность.

— Тебе все объяснят специалисты. Мы сейчас к ним и едем. Так что, семья, наберитесь терпения, — из его уст это слово звучало как приговор.

Что он имеет в виду? Теперь он женится на матери, а что будет со мной? Меня в психушку? Какие специалисты?

— Уезжай, Платон. Ты тут лишний, и в нашей с Авророй семье тебе нет места, — устало выдохнула мать. Играла? Не могу понять, уже сама начинаю путаться, когда она настоящая, а когда играет.

— Пока моя дочь больна, я остаюсь здесь. Либо уезжаю с ней.

— Я — совершеннолетняя, и без моего разрешения ты не имеешь права меня куда-либо вывозить. В противном случае это будет расценено как похищение. Статья 126. Похищение человека карается принудительными работами на срок до пяти лет, либо лишением свободы на тот же срок.

— И ты ее отдала в актерское? Что ты за мать? Какая из нее актриса? У нее явно другой склад ума, на что ты вообще обращаешь внимание? — не мог успокоиться мужчина.

— Это ей помогает по жизни. Ты не имеешь права меня отчитывать! Ты — никто, и можешь быть уверен: она — не твоя дочь.

Даже мне было понятно, что это слова обиженной женщины. Она поджала губы и больше не смотрела в нашу сторону, обнимая себя руками, будто защищаясь. В этот момент хотелось крикнуть: «Мать, ты должна что-то чувствовать. Тогда почему ты закрываешься? Почему скрываешь в себе этот дар? Для чего?»

Слезы опять полились из ее глаз. Ее била дрожь, она держалась из последних сил. Мать зажмурилась, скорее всего, представляла лицо бывшего любовника. Оно тоже стояло перед моими глазами, но для меня он ничего не значил.

— А просто обратиться за помощью нельзя? Если бы не скрывала от меня дочь до совершеннолетия, можно было исправить задолго «до», — тихо сказал Платон, а я в который раз поражалась его спокойствию.