Алая нить

– Нет, Лола, не придумаешь. Уже поздно. В тебя забрался микроб журналистики, который не хочет пропустить ни одного ценного с его точки зрения материала. Так и быть. Прикрою тебя. Скажем, что снег растаял за ночь и пришлось придумывать другую канву для сюжета. Но чтобы такое было в последний раз, ясно?

Хосе ненамного старше Лолы, но ей кажется, рядом с ней – отец, который вновь отчитывает ее, ругает, но вместе с тем наставляет на путь истинный и оберегает от возможных и невозможных напастей.

– Ясно, – говорит она, поколебавшись для приличия. – Только я все равно не понимаю, с чего ты так оскорбился и почему так торопишься вернуться?

Жесткие черты оператора мгновенно смягчаются, колкий черный взгляд теплеет. Он думает об уютной квартирке на окраине Мериды, запахе жареных халапеньос[111], красном кухонном фартуке, повязанном на располневшей после родов талии жены, и о чудесном молочном аромате, который витает над сплетенной из стеблей бамбука колыбелью.

– Просто хочу домой, – отвечает Хосе и, глядя на недоуменное лицо Лолы, добавляет с сожалением: – Только тебе этого не понять.

– Тебе этого не понять, – огрызается Лола.

Они с Хосе стоят у подножия зеленого холма, усеянного похожими на ульи хижинами, крыши которых покрыты тростником и соломой. До Леседи, где традиционно принимают туристов с распростертыми объятиями, они не доехали. Водитель, чрезвычайно расстроенный поломкой автомобиля, на вопрос, где же незадачливым путешественникам найти теперь поселения коренных жителей, лишь неопределенно махнул рукой в направлении возвышенности и остался на дороге оплакивать спущенное колесо.

– Куда уж мне, – огрызается оператор. – Мне точно не пришло бы в голову уезжать из страны ацтеков и майя к каким-то зулусам, надеясь на теплый прием.

– Не переживай. Если мы не поняли, что сказал юноша, это не означает, что здесь не говорят по-английски. Многие зулу знают этот язык.

– Сейчас проверим. Он возвращается. И не один.

Молодой человек, что остановил их у входа в деревню, спрыгнув со сторожевой башни и угрожающе пробормотав какие-то заклинания на местном наречии, действительно приближается к ним в сопровождении еще одного аборигена в набедренной повязке с выразительными шрамами на лице. Одеяние второго мужчины столь же лаконично, как у первого, но выглядит гораздо богаче: в отличие от отдельных антилопьих хвостов, болтающихся по ногам часового, его тело опоясано шкурой леопарда.

– Кто вы? – коротко спрашивает он на расшифровываемом английском.

– Журналисты из Мексики, – храбро отвечает Лола. – А вы?

Сверкнув зубами, темнокожий зулу коротко бросает пару слов незваным гостям и, прострекотав приказным тоном несколько фраз второму юноше, быстро удаляется.

– Кто он? – интересуется Хосе, которому не удалось разобрать ничего из сказанного.

– Кажется, «небесный пастух».

– Кто?

– Небесный пастух, – неопределенно пожимает плечами Лола. – По-моему, он так сказал.

– Бред какой-то!

– Может быть, – соглашается девушка и повторяет еще раз: – Sky herder[112].

– Да-да, «небесный пастух», – оживляется стражник, забыв о своей миссии неприступного охранника.

– А что это значит? – невинно спрашивает Лола у паренька, с которым, оказывается, можно объясняться.

– Он видел молнию очень близко.

– Yo tambien[113], – саркастически сообщает Лоле Хосе.

– Тише. Не зли его, – отмахивается она.

– Он получил призыв у Небесного Бога, – почтительно продолжает молодой человек, – и прошел обучение у опытного пастуха.

– Спроси, что же делает этот пастух? – В операторе тоже просыпается любопытство, и Лола покорно переводит.

– Управляет погодой, – гордо сообщает юноша и важно добавляет: – Это мой брат.

– Тебе повезло, – тут же отвечает журналистка. – А что у него с лицом?

– Скарификация, – говорит абориген и, заметив смущение собеседников, поясняет: – Обряд посвящения.

– Господи! – шепчет Хосе Лоле. – Я надеюсь, нас не станут здесь ни в кого посвящать!

Дверь хижины, за которой скрылся небесный пастух, открывается, и человек со шрамами выходит, аккуратно выводя за собой пожилую женщину. Пара медленно приближается к чужестранцам, и Лола решает поинтересоваться у разговорчивого охранника:

– А это кто?

– Прорицательница Данга. Тридцать лет назад она видела сон и проснулась слепой. С тех пор ей открылся дар ясновидения.

– А… – слегка робеют иностранцы.

Предсказательница, поддерживаемая пастухом, останавливается перед пришельцами. Ее одежда резко отличается от неприхотливой мужской: многокилограммовая юбка, выдубленная из коровьей шкуры, мешает движению, делает неторопливую поступь еще более скованной. Не менее тяжелая накидка давит на сутулые плечи, еще сильнее пригибая их к земле, плотное многослойное ожерелье из бисера, спускающееся с шеи, со всех сторон прикрывает полную отвисшую грудь. На голове прорицательницы – шапка, из-под которой жидкими прядями вылезают седые волосы.