Ну а что испытывала Аликс со своей стороны? Простые смертные часто стремятся унизить тех, кто выше их, чтобы сравнять их с собой. Так, повсюду говорили, и, прежде всего, в этом усердствовала принцесса Радзивилл, что Аликс пошла на этот брачный союз из своего непомерного тщеславия и усталости. Все это, конечно, злобная ложь, которая тут же пропадает, стоит лишь перейти к анализу их чувств. Аликс с Николаем с раннего своего детства оказались в привилегированном кругу, очерченном взаимной любовью, любовью уникальной, любовью на всю жизнь, любовью, которая принимает божественную сущность на этой Земле и кажется самым нежным дыханием Божиим!
У многих биографов Аликс можно прочитать, что она, не будучи способной в силу своей природы довольствоваться второстепенной ролью, обладала слишком большими претензиями. Что же могло бы говорить в пользу такого суждения в её юные годы? Ей, конечно, льстило, что на ней остановил свой выбор молодой, очаровательный, влюбленный в нее принц, предложил ей разделить с ним один из самых прекрасных тронов в мире. Что же здесь плохого? Это — вполне нормально. Ну, а какая другая девушка, окажись она на её месте, не почувствовала бы и умом и своим сердцем прелесть подобного одержанного ею триумфа? Разве она была сверхчеловеком, чтобы оставаться абсолютно безразличной к такой чести, от такой всепоглощающей страсти, когда претендент на ее руку был даже готов отречься от престола, если бы она ему отказала в его желании связать с ней свою судьбу?
Каждый день Аликс присылали все новые подарки — красивые драгоценные украшения, кружева, самые прекрасные в мире меха… Русская императрица постоянно спрашивала её по поводу того, какое приданое она желает, — по древнему русскому обычаю, приданое такой невесте дарил русский двор.
…После двух недель невообразимого счастья Николай собирался в дорогу, — нужно было возвращаться в Россию, домой. Последний вечер в Германии он провел в комнате Аликс. Он в своем дневнике сделал такую запись: «Мы долго были вместе, она была необычайно нежна со мной… это так необычно — приходить и уходить, когда хочешь, без малейшего ограничения. Как грустно расставаться с ней, хотя бы на одну ночь…
Заперевшись в своей каюте на императорской яхте «Полярная звезда», которая увозила его на восток, к русской столице, Николай чувствовал, как его сердце переполнилось любовью и грустью. У него на пальце поблескивало обручальное кольцо. «Впервые в жизни я надел кольцо на палец. Мне кажется, что это смешно. Но ничего не поделаешь, ведь оно — символ обручения», — записал он в своем дневнике.
Но с приездом в столицу его путешествие не закончилось. Теперь нужно было ехать в Гатчину, чтобы рассказать все о своей поездке, о случившемся в Германии матери. Родители по такому случаю созвали всех членов семьи. Царь в костюме охотника обнял его. Он с рассвета охотился и даже убил утку, и не успел даже переодеться. Ему очень понравились телеграммы от Аликс и королевы Виктории. После того как завтрак завершился, цесаревич увел мать в парк, чтобы там, наедине с ней, без сопровождающих, все ей подробно рассказать, доверить ей свои самые сокровенные чувства.
На следующий, он должен был возвращаться в Санкт-Петербург. У него там оставались невыполненные обязательства. Вернее одно, но очень важное. Здесь следует подчеркнуть, что среди неопровержимых достоинств этого молодого человека верность занимала первое место. Как и большинство молодых людей, доживших до двадцатишестилетнего возраста (он родился 18 мая 1868 года), он познал женщину, и не одну. Он всегда был мало склонен к любовным приключениям, с детства отличался серьезностью, и, вероятно, долгое время вел бы монашескую жизнь, если бы сами его воспитатели не подтолкнули его к этой авантюре.
Она произошла весной 1890 года, несомненно, кем-то подготовленная с точной целью, встреча с молодой, семнадцатилетней балериной балетной труппы императорского двора, которую звали Матильда Кшесинская. Хрупкая, маленького роста очень подвижная, вся такая воздушная, с лебединой шеей, смеющимися глазками, Кшесинская стала впоследствии лучшей балериной своего поколения. Многие даже говорили, что она — гениальная танцовщица.
Сам царь Александр III, поздравляя балерину с ее успехом, в своей ложе представил ее своему сыну. Пожимая ее «маленькую, как у птички лапа, ручку, он сказал ей: «Так будьте же украшением и славой русского балета».
После этого её пригласили на ужин с императорской семьей.
В тот вечер, в своей комнате, в Гатчинском дворце, Николай вспоминал эту встречу в царской ложе: как их взгляды встретились, как оба они чуть покраснели, как дрожал голос и у нее и у него, выдавая тревожное, сладкое волнение…