Алмаз. Апокриф от московских

– Ну разве что – в руках или в мешке! – дразнил соперниц Бомелий.

Если до известия об алмазе придворному знахарю еще как-то удавалось поддерживать между дамами худой мир, то теперь назревала крупная ссора.

Подготовка к экспроприации требовала существенных средств, поэтому скрыть от главбуха их целевое расходование не представлялось возможным. Никто давно не держал Митрофанию за женщину, поэтому и не ожидал от нее чисто женского интереса к камню. А уж Жу-Жу выведала об алмазе у Бомелия, как водится, в постели. Выведала и стала строить планы.

Главным бриллиантом своей жизни в данный исторический момент Уар считал свою возлюбленную. Он мог наслаждаться этим зрелищем в одиночку, в тиши своего особняка, но, не изжив еще в себе некоторые пороки, более свойственные смертным, впал в постыдный грех тщеславия. Он решил удивить танцевальным спектаклем своих ближайших сподвижников. Ничего хорошего из этой затеи конечно же не вышло. Ядовитые подруги аптекаря на протяжении всего представления отпускали колкие замечания в адрес танцовщицы, а в конце и вовсе освистали бедняжку. Уару хотелось их придушить, но он, как никто другой понимал безрезультатность подобной затеи. Зато, спустившись с Анастасией в фойе, он имел удовольствие наблюдать, как фурии таскают друг друга за волосы. Посмотрев на Бомелия, он получил настороживший его ответ:

– Алмаз делят…

Бывшая моделька и последняя любовь мецената революции Морозова – Жу-Жу, приобщенная доподлинно Бомелием как раз перед тем, как попасть под колеса экипажа, издавала теперь дамский модный журнал. На его страницах она не только знакомила московских франтих с европейскими модами, но и давала дельные советы относительно причесок, шляп и прочих жизненно важных вещей. В моде нынче, впрочем, как и всегда, были длинные, густые волосы. В соответствие с текущими тенденциями, кои принято было называть модерном, волосы укладывались в фантазийные прически, состоящие одновременно из буклей, волн, фрагментов кос и сильно скрученных в жгуты прядей. С целью производства на дамских головах сих художеств использовались как ручные наработки предшествующих поколений, так и целый набор инструментария. Волны получались путем тугого плетения волос в косы. Вместе с тем имелась возможность завивать пряди щипцами, нагретыми на огне. Щипцы были сконструированы столь хитро, что позволяли изменять направление волн. Все эти детали следовало помещать на голове одновременно, используя для их поддержания специальные накладки, фальшивые косы, подставки из сеток, проволоки и прочие ухищрения. Так что дамам было за что таскать друг друга тем вечером в театральном фойе.

Не стоит сомневаться в том, что к модной индустрии приложил свои холодные руки и царевич. Он много трудился на поприще реформирования дамского белья. Его огорчал резкий контраст между ночным одеянием в виде старорежимной ночной рубахи из белого полотна, доходящей до пола, имевшей длинные рукава и застежку от ворота до пояса, и пышным, изукрашенным дневным платьем. Особенно раздражал Уара чепец. Он полагал, что роли ночной и дневной одежды должны кардинально перемениться. Именно его стараниями в те годы пуританская ночная рубаха стала превращаться в роскошный и соблазнительный ночной туалет. Он же ввел в моду укороченное платье, открывавшее носки туфель. В описываемое время Уар радел о новом облике дам столь вдохновенно, что привлекал к сочинению туалетов для Анастасии лучших, самых авангардных художников того времени. Для него работали Бакст и Бенуа, Головин и Судейкин, Врубель и Коровин.

Сам же царевич, несмотря на бурное развитие индустрии готового платья, никогда не опускался до костюмов фабричного производства, приобщив доподлинно лучшего московского портного.

В тот год Уар увлекся театром, сблизился с его наиболее яркими московскими представителями и покровительствовал Московскому Художественному театру. Видя творческое напряжение труппы в героических постановках и сочувствуя ему, Уар задумал и предложил руководству театра организовать нечто вроде закрытого клуба, где актеры могли бы устраивать посиделки, так любимые актерами капустники, дать волю пародийному жанру. В качестве помещения для клуба-театра он намеревался использовать театральный подвал, где гнездились летучие мыши, и тем самым обеспечить им подкормку. Более того, Уар предложил название этому интимному театру-клубу «Летучая мышь». Богема пришла в неописуемый восторг, и вскоре кабаре «Летучая мышь» под напором желающих приобщиться было вынуждено гостеприимно распахнуть двери подвала.