Андрей Смирнов

Он   стал   выше   ростом   и   продолжал   расти   дальше.   Одежда   рвалась   на   нем   и   скоро

превратилась в лохмотья. Пробиваясь наружу, кожу разрывали когти и шипы. Плечи раздались

вширь, кожа потемнела, стала твердой как камень, мышцы заиграли, налились сталью. Когда он

закричал,   его   крик   обернулся   низким   рычанием.   Вместо   языка   во   рту   помещалось   что-то,

напоминающее пилу со многими зубчиками. Из глотки изрыгался огонь. На плечах вспухли и

увеличились черные почки. По мере того, как тело его продолжало расти, почки раскрывались и

возникали новые. Это были головы. Головы почти человечьи — с раскосыми глазами, широкими

губами, длинными клыками. На груди звенело ожерелье из черепов. Основных рук теперь было

шесть, а змей, вырастающих из спины и извивающихся в воздухе — бесчисленное количество.

Ногти на пальцах превратились в изогнутые когти. Ног стало четыре. Единственным предметом

одежды,   не   считая   ожерелья   и   золотых   браслетов   на   руках,   была   набедренная   повязка,

представлявшая собой металлический диск со множеством цепочек и шнурков, привешенный к

веревке, обвитой вокруг пояса. Из груди, на месте сосков, и ниже, там, где были ребра, выходили

длинные когти, напоминающие беспорядочно шевелящиеся лапки насекомых. В верхней части

живота было еще одно лицо с огромной пастью.

Из движения, из того, что возрастало в нем, родилось имя. Его имя. Он засмеялся. Он стал

единым целым. Наконец-то.

Он танцевал. Он был огромен. Захохотав, он вытянулся и стал ростом с гору. Он схватил

одну из гор, отломал у нее вершину и зашвырнул высоко в воздух. Его пальцы крошили камень,

как творог. Языки пламени нисходили с небес и ласкали его кожу. Он был уже не просто в танце,

но и управлял им, питал его своей силой. Начинался небывалый шторм. Небеса, казалось, сошли с

ума. Он продолжал двигаться и реветь, призывая огонь из земных недр. Скоро это место станет

огнем и ветром — и больше ничем. Станет одним бесконечным, свободным движением.

…В ту самую минуту на вершине горы появились двое. Неторопливо они стали спускаться

вниз, к долине, где танцевал терафим. Видя, какие разрушения вызывает его танец, один из этих

людей начертал в воздухе некий знак. Повинуясь неведомой силе, раксшас, опоясанный бурей и

ветрами, поднялся в воздух и во мгновение ока скрылся из глаз.

Спутник этого человека, высокий и беловолосый, спросил:

— Куда ты отправил его, наставник?

Сказал первый:

— В нижние области Сущего, называемые также Преисподней. Нечего пока ему делать на

поверхности. Пусть порезвится в аду. Там он найдет то, что теперь ему больше по нраву — огонь

и ветер.

Спросил второй:

— А сможешь ли ты так же легко призвать его обратно, когда захочешь?

Сказал первый:

— Конечно. Ведь я дал ему имя.

Тогда Принц Каджей (а вопрошающим был именно он) задумался и через некоторое время

задал другой вопрос:

—  Наставник, не опасаешься ли ты, что со временем чары, подчиняющие этого демона

могут истаясь? Ведь ты сотворил могущественного, способного, может быть, противостоять даже

и Лорду — не опасаешься ли ты, что рано или поздно тебе самому придется столкнуться с тем, что

сотворил?

Сказал Мъяонель:

— Нет, не опасаюсь. Потому как я вовсе не накладывал на него никаких подчиняющих чар.

Удивился Армрег и промолвил:

— Каким же образом ты управляешь им? Каким образом заставляешь подчиняться себе?

— Его ведет некий ритм энергий, который он называет танцем, — ответил Мъяонель. —

Моя же Сила объемлет этот ритм.

Сказал Принц Каджей:

—  Что необыкновенного было в том юноше? Ведь это уже не первые Земли, которые

посетили мы, но только здесь ты, наконец, осуществил то, что задумал.

Сказал Мъяонель:

— Помнишь, когда мы только обнаружили этого человека, я указывал тебе на особого вида

кристалл,   заключенный   внутри   его   магического   естества?   В   этом   рождении   и,   возможно,   в

следующем, с этим человеком, скорее всего, не случилось бы ничего необыкновенного. Однако со

временем продолжавшаяся огранка его Камня Воли достигла бы такой степени, которая способна

привлечь   Силу.   Также   можно   сказать,   что   в   некоторой   степени   такой   кристалл   сам   является

зерном будущей Силы. В том человеке она была еще не развита, не оформлена, не явлена никак в

его обыденной жизни. Я позволил ей развиться, но вместе с тем, сделал частью своей Силы, ибо те

элементы, которыми я питал ее, заставили ее измениться, превратившись в дополнение к тому

волшебству,   которым   обладаю   я   сам.   Поэтому   я   и   не   беспокоюсь   о   том,   что   этот   терафим

выступит против меня. Для него это так же невозможно, как невозможно человеку прыгнуть в

небо. Он для этого не Предназначен.

Сказал Принц Каджей:

—  Пусть так. Пусть он не способен напасть на тебя. Но если ты вызовешь его в разгар

битвы, а он повернет не в ту сторону или вовсе не пожелает участвовать в войне?

Сказал Мъяонель:

—  Как же он может пожелать не участвовать в войне? Ведь его суть — разрушение. С

великой радостью станет он танцевать в том месте, куда я позову его. Ты напрасно беспокоишься,