Антиквар

И в животе у Смолина что-то такое нехорошо завертелось винтом, полное впечатление, с противным металлическим хрустом. Похолодело в животе, словно на ящик с мороженым плюхнулся…

Метрах в пяти от них стояла машина вневедомственной охраны в характерной бело-синей раскраске, с изображением стилизованного глаза на передней дверце, с мигалкой, как водится. Двое сидевших внутри ореликов в бронежилетах и касках таращились прямо на них, не поймешь, с каким выражением и намерениями. Ноги буквально приросли к земле. Он подумал смятенно: никто пока все же не кидается на перехват, никто не хватает за шиворот, не орет ничего жуткого… Надо ж так глупо влететь, стоишь с тяжеленной дурой на плече, никак не прикинешься, что не имеешь к ней отношения…

– Семен! – браво рявкнул Боцман у него за спиной. – Чего встал? Волоки херовину, а то бригадир на маты изойдется…

Чуть опомнившись, взяв себя в руки, Смолин сделал первый шаг к двери, второй, третий… Никто на них так и не кинулся, стояла тишина. Чуть повернув голову, он увидел краем глаза, как из подъезда выскочил третий орелик, тоже в каске и жилетке, с АКСУ на плече – и мотор машины моментально завелся. А там за ними захлопнулась дверь, и никто не бросился следом, никто не встретил в кабинете…

По спине стекало добрых пол-литра пота.

– Пронесло… – фыркнул он, осторожно опуская на пол свой конец ноши.

– Ага, меня тоже…

Сдавленным голосом Смолин сказал:

– Я с тебя, бля, процент сниму за этакие фокусы… Запорешь всех когда-нибудь своими выходками…

– Не боись, если запорюсь, так один. Уж отболтаюсь…

– Вашим бы хлебалом, бегемотик, да медок из бочки наворачивать… – зло сказал Смолин.

И незамедлительно схватился за дрель, вытащил из пластмассового чемоданчика сантиметрового диаметра сверло – чтобы наверняка, чтоб нервишки успокоить… Развинчивая патрон, все еще ворчал:

– Точно, сниму десять процентов, чтоб не доводил до инфаркта…

– Да ладно тебе, – посмеивался Федя, помогая ему подключать к розетке удлинитель. – Дери Маришку почаще, понужай коньячок вместо водочки – и не будет у тебя никаких инфарктов… Еще одна пушка не нужна?

– Иди ты!

– Да нет, я не про эту… Понимаешь, дошел слушок – в Чушумане, у староверов, валяется за околицей какая-то пушечка… И судя по тому, как ее описывают, она непременно казачья, то бишь семнадцатого века, не позже… Потому что позже гарнизонов с артиллерией в той глуши отродясь не водилось, а вот казаки в тех местах при Алексей Михалыче как раз бродили… Интересует?

– Вот с этого и надо было начинать, – сказал Смолин, завинчивая патрон сверла. – Действительно, какие там гарнизоны с артиллерией… Вот только – километров семьсот…

– Ну и что? Шестьдесят шестой газон я добуду, выберем время – и махнем? Натуральная пушка семнадцатого века… А? Даже если бабки пополам, все равно получается прилично…

– Подумаем, – сказал Смолин. – Держи покрепче и глаза береги, сейчас стружка брызнет…

Басовито взвыла дрель, сверло стало помаленьку углубляться в ствол авиапушки…

Глава 3 Питером прирастать будет…

В отличие от шумного, бесшабашного, с душой нараспашку Боцмана Рома Левицкий (а может, и не Рома, и не Левицкий) был человеком совершенно другой породы. Все произошло по заведенному порядку: аккурат через сорок минут после предварительного звонка у черного хода остановилось такси, откуда и высадился Левицкий, без натуги неся продолговатую картонную коробку, тщательнейшим образом перевязанную прозрачным скотчем, с удобными веревочными ручками, украшенную полудюжиной сиреневых значков, означавших «верх» и «стекло». Что содержимому противоречило напрочь, конечно, но так оно гораздо безопаснее выходит…

Рома знакомой дорогой прошел в кабинет Смолина, поставил коробку в уголок и остался стоять, не глядя по сторонам – невысокий, достаточно неопределенного возраста (около сорока вроде бы, но сразу и не скажешь, в которую сторону), продолговатое лицо никаких особенных чувств не выражает и способно улетучиться из памяти очень быстро, если не стараться запомнить специально…

Смолин даже не предлагал ничего из обычного дежурного набора – ни присесть, ни чаю-кофе, ни даже закурить. Как-никак встречались шестой раз, и все было известно заранее… Он только спросил, стоя у стола:

– Сколько?

Ровным, почти лишенным эмоциональной окраски голосом робота Вертера Левицкий сказал, глядя словно бы прямо в лицо, но тем не менее не встречаясь взглядом:

– Мне сказано, десяток. С веса, соответственно, следует десятка, плюс процент.

Извлекши из стола пачку «условных енотов», Смолин старательно отсчитал одиннадцать тысяч, подал Роме. Тот сноровисто пересчитал – без тени недоверия на лице, просто такие уж у человека были привычки. Кивнул:

– Все правильно. Благодарю. Если что, позвоню.

И буквально улетучился на манер призрака – практически бесшумно, будто и не было. В окно, выходящее во двор, Смолин видел, как отъезжает такси, негодующе рявкнув сигналом на вывернувшегося из-за угла чуть ли не под колеса алкаша.