Арфа Ветров

Достигнув ущелья, Шианнат в удивлении остановился при виде конного войска, двигавшегося навстречу. Изгнанник никак не мог решить, бежать ему или остаться, как вдруг знакомый, родной голос, который он и не чаял больше услышать, окликнул его по имени.

— Искальда! — вскричал он, забыв, что сам еще не принял человеческого облика. Слово, которое он хотел сказать, прозвучало, как радостное ржание, и Шианнат поспешно превратился в человека и бросился навстречу бегущей к нему сестре.

Все это было похоже на сон. Узнав, что он больше не изгнанник, Шианнат в изумлении уставился на своих соплеменников. Эфировидец рассказывал ему о переменах в Ксандиме, происшедших за время изгнания Шианната, а прильнувшая к брату Искальда широко улыбалась, глядя на его изумленное лицо.

Вдруг от толпы отделился кривоногий лысоватый человек.

— Где Ориэлла? — спросил он грозно.

Хотя незнакомец явно говорил на чужом языке, Шианнат почему-то понимал его слова и догадался, что Эфировидец каким-то чудесным способом переводит незнакомую речь.

— Ориэлла? — Шианнат растерялся. — Но откуда… Чужестранец нахмурился:

— Довольно, сейчас мы не можем терять времени попусту. Покажи нам дорогу к башне, о которой говорила твоя сестра.

Он повернулся и в одно мгновение очутился на спине огромного вороного жеребца — а это был не кто иной, как Фалихас, принявший вид коня.

— Ну, как тебе нравится наш новый вождь? — тихонько посмеиваясь, спросил шепотом Чайм.

Шианнат раскрыл рот от удивления:

— Это и есть новый Хозяин Стад? И он победил Фалихаса? Как же это случилось? Чайм пожал плечами:

— Мы живем в странное время, друг мой, во время перемен. Но по крайней мере по милости Паррика вы с Искальдой смогли вернуться из изгнания.

— Вы что, целый год собираетесь здесь торчать? — рявкнул на них новый Хозяин Стад, и Шианнат покраснел, вспомнив, что оставил Ориэллу на милость волков. Не теряя времени, он превратился в большого серого коня и, подождав, пока Искальда усядется на него, галопом помчался туда, откуда только что прискакал.

***

Ориэлла проснулась. Ее мучила какая-то смутная тревога, что-то вроде забытого ночного кошмара. Но она не могла» да и не хотела вспоминать, в чем там дело. Словно еще во сне видела она стены из грубого серого камня, коптящий факел, укрепленный в щели, пятна сажи рядом с факелом, догорающий огонь в очаге. Но в основном ее мучили чувство боли и неудобства и потребность облегчиться. Она встала и направилась туда, где в углу была канализационная труба, по-прежнему стараясь ни о чем не думать. Думать ей пока нельзя, если она не хочет сойти с ума…

Держась за стенку, Ориэлла осторожно подошла к очагу, где грелась чаша с водой и лежали чистые тряпки. Шаг за шагом, сосредоточив свою волю, она приступила к исцелению собственного тела. Это давалось волшебнице с трудом, она была еще очень слабой.

И тут вдруг Ориэлла вспомнила, что к ней вернулась ее волшебная сила. Вскрикнув от радости, она подпрыгнула, словно ребенок, забыв о тяжести в ногах, и послала в потолок огненную стрелу. Посыпались искры. О, какая огромная радость, какое торжество! Смеясь и плача от счастья, Ориэлла вслед за фейерверком создала голубой огненный шар, потом — красный, затем — зеленый, играя с ними, как когда-то в детстве. Только усталость заставила ее прекратить это увлекательное занятие. Волшебница опустилась на колени у остывшего очага и лишь сейчас с изумлением осознала, что в комнате кроме нее никого нет. Ликование омрачилось беспокойством. Кто бы ни победил в этой битве внизу — Нэрени все равно должна была бы находиться при ней. И потом, кто убрал тело принца, кто вымыл пол в комнате? Сейчас она немного передохнет и все выяснит…

В это время в уголке рядом с ее постелью кто-то тихонько захныкал. Ориэлла застыла, пораженная, и рука ее сама собой сжалась в кулак. Значит, все это не было ночным кошмаром. О Боги, она ведь знала, что так и будет! Но вот так сразу посмотреть в глаза жестокой правде…

И вновь Ориэлла услышала плач, похожий на вой, — невыносимый, душевынимающий звук. Взяв себя в руки, волшебница медленно подошла к самодельной «кроватке» — постланным в углу нескольким одеялам — и посмотрела на сына. У нее перехватило дыхание.

Был он маленький, жалкий, слепой, как все новорожденные волчата, и тело его было покрыто серым пушком. Он копошился в своей постели и хныкал, лишенный привычного тепла, которое давало ему материнское тело. Повинуясь какому-то безотчетному побуждению, Ориэлла протянула к нему руки, но не смогла себя заставить прикоснуться к нему.

Гнев, горе, отчаяние смешались в ее душе. Неужели это его носила она под сердцем все эти долгие месяцы, полные борьбы и страданий? Неужели ради этого потеряла она свою волшебную силу, в которой так нуждалась? Неужели этот щеночек — единственное, что осталось от их с Форралом любви? Нет, это слишком, это невыносимо. В припадке отвращения Ориэлла отвернулась…