7 февраля 1983 года, за день до оглашения выводов комиссии, судья Ицхак Каган передал полный отчет своей комиссии премьер-министру Менахему Бегину. Услышав об этом по радио, Арик начал немедленно звонить Бегину, чтобы узнать, какие же выводы содержатся в отчете против него лично и подготовиться хотя бы к атакам журналистов, но телефон Бегина, против обыкновения, не отвечал. Это был дурной знак. Шарон, тем не менее, решил не сдаваться, и поздно вечером все-таки дозвонился до премьера и спросил, что же там такого особенного содержится в этом отчете, который все так ждут. Но Бегин ответил, что не имеет права посвящать кого-либо в подробности отчета до того, как комиссия Кагана официально не передаст его Кнессету и прессе.
Шарон не удивился такому ответу. За десять лет, проведенных им в политике, он уже понял, что в ней не бывает друзей, а есть только союзники по интересам, которые предадут тебя в тот самый момент, когда эти интересы начнут расходиться. Превратившись в маститого политика, он и сам уже не испытывал никаких душевных мук, когда нужно было кого-то предать на заклание обществу, полиции или прессе ради достижения тех или иных целей. Нет, он не обиделся на Бегина — ну разве так, самую малость. Главное, что он понял из ответа премьер-министра — так это то, что завтра его ждет один из самых трудных дней в жизни.
И это его предчувствие полностью оправдалось.
Выводы комиссии ударили почти по всем, кроме Менахема Бегина, которого она освободила от всякой ответственности и за события в Сабре и Шатиле, и за войну в Ливане, обвинив разве что в том, что он слишком доверился своему министру обороны Ариэлю Шарону, полагаясь на его профессионализм и чувство ответственности.
Рафаэля Эйтана и Иехошуа Саги комиссия рекомендовала отправить в отставку за совершенные ими грубые ошибки. Амоса Ярона и Амира Дрори она также рекомендовала сместить с занимаемых ими должностей, но не выгонять из армии, а перевести на понижение с запретом занимать более высокие должности и повышать их в звании в течение трех лет.
Но самые тяжелые выводы комиссия Кагана сделала относительно Ариэля Шарона, который де-факто был главнокомандующим Ливанской кампанией.
Как отмечается в отчете комиссии, в отношении Шарона она сосредоточилась на трех вопросах.
Первый из них заключался в том, насколько оправданным было предложение Шарона поручить зачистку Сабры и Шатилы именно христианским фалангистам? За ним следовал вопрос, могли Шарон предвидеть, что одержимые жаждой мести фалангисты устроят в этих лагерях настоящую резню? И, наконец, третий вопрос был сформулирован следующим образом: «Мог ли Шарон, по меньшей мере, приостановить эту бойню, которая длилась 40 часов?»
Все три ответа на три вопроса оказались неблагоприятны для Шарона.
Его довод, что он пустил в Сабру и Шатилу фалангистов, чтобы избежать потерь среди солдат ЦАХАЛа, был отвергнут на том основании, что лагеря были заблокированы, и в них можно было вообще не входить, а если все-таки входить, то силами ЦАХАЛа.
По второму вопросу комиссия пришла к выводу, что Шарон не мог не знать, что нормы ведения войны и борьбы с террором, которыми руководствуются христианские фалангисты, значительно отличаются от норм, принятых в ЦАХАЛе, и обязан был учесть то, что фалангисты начнут вырезать мирное население.
Наконец, в то самое время, когда разворачивались события в Сабре и Шатиле, Шарон позволил себе отдыхать, то есть ему было попросту наплевать, что там происходит. Хотя, возможно, если бы он лично находился в этот момент в Ливане, он бы смог верно оценить обстановку и, используя свое огромное влияние на командование фалангистов, прекратить резню и дать приказ об оказании помощи ее жертвам.
Придя к таким выводам, комиссия рекомендовала сместить Шарона с поста министра обороны и лишить его права когда-либо занимать этот пост в будущем. Более того — комиссия пришла к выводу, что Шарон вообще не достоин занимать какие-либо ответственные посты в составе правительства.
Пресса неистовствовала. Шарона изображали в качестве бездушного и безжалостного любителя военных авантюр, играющего человеческими жизнями. Ему припомнили все — и гибель 69 жителей деревни Кибия, и разрушение 2000 жилых домов в Газе, и потери, понесенные действующими под его командованием подразделениями, с 1948 года. «В общем, — как остроумно заметил Штереншис, — портрет Дориана Грея».
Сразу после публикации отчета комиссии Кагана Бегин позвонил Шарону и спросил, не хочет ли он прямо сейчас, сугубо добровольно уйти в отставку.
— С чего бы это?! — ответил Шарон. — Выводы комиссии носят рекомендательный, а не обязательный характер. Вот если их утвердит правительство, тогда другое дело. Но я лично с этими выводами не согласен, и подавать в отставку не собираюсь…
На заседание правительства Шарон в тот день опоздал — на выезде из фермы «Шикмим» дорогу его машине преградили сотни демонстрантов.