— Примерно три месяца назад появились первые упоминания об Орке. Не сразу по всему миру, разумеется, а постепенно, будто человек путешествовал, ненадолго останавливаясь в разных городах и давая о себе знать. — Джа потер шею. — Рассказы более или менее совпадали с тем, что ты услышала от Сечеле. Рассказы людям не понравились, но Орка долго не принимали всерьез, и только вчера было принято решение создать специальный отряд по его разработке. Возглавить отряд должна была ты. Предполагалось, что мы будем действовать под прикрытием и доберемся до Орка нашими методами, но… но решение было принято с опозданием. Орк ударил. Поэтому ты будешь воином в сияющих доспехах, а я — твоим оруженосцем.
Примерно такую историю Карифа и ожидала услышать и потому сочла ее "предположительно честной". Однако одна деталь до сих пор вызывала у нее раздражение:
— Ты узнал, что мы окажемся в одном отряде, и сразу отправился в мой любимый бар?
— Решил познакомиться поближе, — спокойно ответил Винчи.
— И как?
— Я восхищен и очарован, — в его голосе не было ни капли иронии. — Повторим?
"Повторим?" Карифа едва не поперхнулась от гнева.
— У меня есть жгучее желание тебя кастрировать.
— Я произвел сильное впечатление, и ты жаждешь оставить что-нибудь на память?
— Хочу показать, насколько зла.
— Имеешь право, — не стал спорить Джехути. — А вот я не против повторить — ты действительно великолепна.
И почесал бороду жестом, который Амин уже запомнила.
— Даже не думай, — отрезала агент.
— Потому что теперь ты мой босс?
— Ты всегда ведешь себя как идиот?
— Как правило. — Он неожиданно сделал полшага, оказался совсем рядом с женщиной, наклонился к ее уху и прошептал: — Никогда больше, ни в каких разговорах и ни при каких обстоятельствах не вспоминай о Крокодиле. Забудь его. Поняла?
Карифа вздрогнула, помолчала несколько секунд, осознавая услышанное, после чего так же тихо спросила:
— Что с ним?
— Покончил с собой в камере.
— Каким образом?
— Сделал неправильные выводы.
— Откуда ты знаешь?
— Подслушал разговор тюремщиков.
Он врал, конечно, но при этом — рисковал, рассказывая ей все это.
— Ты его завалил?
— Нет. — Винчи помолчал. — Я не ангел, но есть вещи, делать которые брезгую. Не мой уровень.
Для таких вещей есть раскачанные "обезьяны", осужденные на пожизненное без права помилования.
— Ты меня поняла?
— Да.
Лифт остановился, Джа мягко отстранился от ошарашенной Амин, и когда дверцы раскрылись, напарники оказались в двух шагах друг от друга: Карифа смотрела прямо перед собой, а облокотившийся о стенку Винчи чистил ногти.
— Жизнь — это движение, и любое общество живо лишь до тех пор, пока движется вперед. Но что будет, когда "вперед" закончится? Не "если", а "когда", потому что Земля хоть и велика, но не бесконечна. Женщины исправно рожают детей, и каждый день в армию торговых центров вливаются легионы свеженьких, только что вылупившихся потребителей. Они едят и пьют, одеваются и развлекаются, покупают машины, лечатся, путешествуют и обставляют свои отсеки в MRB так, как велят типовые дизайнерские проекты. Легионы потребителей приносят корпорациям колоссальные деньги, экономика давно живет в эпохе грандиозных цифр, и никого не удивляют ни триллионные обороты, ни триллионная прибыль… И смысл прибыли умер. Невозможные доходы подарили невозможную, несокрушимую власть. Разрыв состоялся, орки мои. Впервые в истории человечества пропасть между властью и людьми стала непреодолимой. Лифт иерархической пирамиды сломался и перестал выполнять главную функцию: перемещать людей вверх-вниз. Вам, орки мои, никогда не взобраться выше цокольного этажа, а жители пентхауса потеряли возможность сорваться вниз — у них попросту не получится. Они достигли всего. Они мечтали об этом поколениями, они трудились ради этого поколениями, а получив — остановились, потому что следующий триллион прибыли ничего для них не изменит, а лишь добавит на счет следующий триллион прибыли. И он растворится в бесконечно длинных цифрах… Но система продолжает генерировать прибыль, потому что ничего другого не умеет — это ее единственная идея: триллион за триллионом! Достигнуты богатство и власть, а прибыль продолжает генерироваться. Краеугольный камень капитализма становится могильным. Идея пожирает сама себя. Вперед закончилось. Что дальше?
Орк поднял голову, посмотрел в камеру и негромко спросил:
— Кто-нибудь из вас понимает, о чем я говорю?
Ответом стала тишина.
Он сидел в той же студии, на фоне черной стены с небрежной белой надписью, но в другой одежде: в темно-зеленой, наглухо застегнутой куртке армейского образца, брюках-карго и высоких ботинках. И вертел в правой руке крупную золотую монету: пускал ее между пальцами, подбрасывал, ловил и снова пускал между пальцами.