Астраханцы скорбели по уходу Трусова. Красноярец Мальцев писал в «Пролетарской мысли» про «ум, такт, удивительную терпимость и уважение тов. Трусова к чужому мнению, даже в тех случаях, когда оно резко противоречило его собственному. Благодаря этому качеству т. Трусова уважали как друзья, так и его политические враги». «Пролетарская мысль» была органом губисполкома, где еще сохранялось влияние «астраханской партии»[1218]. Спустя неделю после этой публикации газету закрыли.
Реакция на смерть Трусова среди нового начальства была другой. Оно даже не пыталось скрыть неприязнь к собственному товарищу по партии. В «Коммунисте» появился столь двусмысленный некролог, что есть смысл привести из него просторную цитату: «Трусов отказывался занять ответственный советский пост, жизнь его оттерла, появились у него разногласия и с партией, и с товарищами рабочими… авторитет его, хотя в последнее время и пошатнувшийся, стоит все же высоко. В последнее время он уже не был признанным вождем» и т. п. Сквозь зубы редакция «Коммуниста» все же признала кристальную честность Александра Евдокимовича, а также «прежние великие заслуги перед революцией»[1219].
Вдове Трусова было отказано в финансовой поддержке, и она уехала на родину в Козлов.
Но астраханцы любили Трусова. Проводить его пришли тысячи людей, включая Хумарьяна, Унгера, Аристова и других известных местных лидеров. В доме Розенблюма был открыт клуб им. Трусова. Спустя несколько лет горожане добились переименования в честь Трусова правобережной части города. Трусову повезло в том смысле слова, что он не дожил до конца 30-х годов и не был расстрелян НКВД, как многие его товарищи.
Его уход стал серьезным ударом. Из «астраханской партии» оставались только профсоюзник Трофимов, начальник гарнизона Чугунов и заврыбным отделом Крупнов. Авторитет – но не должности – сохранил Мина Аристов, который из прежнего военного комиссара края стал только лишь командиром коммунистической роты.
Церковь и государство
С приходом бакинцев и «центровиков» в управление краем для церковников настали сложные времена. Их главным заступником в отношениях с властями стала… Комиссия по отделению церкви от государства.
Такая комиссия была создана еще в октябре 1918 года для урегулирования разного рода возникавших споров. В ней числились всего три сотрудника, зато при комиссии неизбежно возник совещательный орган из православных, православных старообрядческих, мусульманских, лютеранских, армянских, католических и иудейских священников, мулл, пастырей, раввинов и ксендзов.
На первое заседание пришел викарий Леонтий, заявивший, что считает Декрет об отделении церкви от государства правильным[1220].
Комиссия согласовывала снятие местными общинами денег со счетов в банках, поскольку уездные исполкомы постоянно хотели эти деньги изъять. В Замьянах, например, возник спор о выдаче клиру 11 000 рублей, собранных для ремонта храма, разрешенный в пользу общины[1221].
Комиссия расследовала ограбление Никольской церкви в Кремле, совершенное, скорее всего, солдатами гарнизона, потребовала отменить введенный комендатурой запрет на богослужение в Успенском соборе и была универсальным посредником между конфессиями и многочисленными гражданскими ведомствами.
К примеру, когда лютеране пожаловались, что вселенные в пасторат жилищным отделом постояльцы ведут себя недостойно и оскорбляют прихожан, комиссия постановила выселить этих постояльцев на улицу, дав лютеранам самим право решать, кто будет размещаться в пасторате[1222].
Конечно, военные условия диктовали свое. Помещения Спасо-Преображенского монастыря (от него осталась башня в центре Астрахани) были заняты Командными курсами, Благовещенский Девичий монастырь отвели для заболевших тифом бойцов XI армии, еще один лазарет был открыт в Чуркинском монастыре. Но все эти решения были предметом обсуждения. Например, организация госпиталя в Девичьем монастыре возникла из предложения самих монашенок.
Отдельно следует сказать о работе привлеченного комиссией в качестве эксперта профессора Алексея Дмитриевского. Алексей Афанасьевич преподавал в Киевской духовной академии, был секретарем Императорского православного палестинского общества, а в 1918 году получил приглашение от комиссара образования Константина Бакрадзе в только что открытый Астраханский университет. Здесь он преподавал историю и греческий язык, возглавив кафедру. Вскоре опытный и рассудительный Дмитриевский стал проректором, регулярно замещая ректора во время командировок последнего[1223].
В это время решалась судьба Входо-Иерусалимской церкви, стоявшей в начале Московской улицы посреди сгоревшего квартала. Православная церковь отказалась ее содержать ввиду отсутствия прихожан и кружечного сбора, а власти задумались о сносе в рамках переустройства всего района. Дмитриевский убедил комиссию, что храм, основанный в 1667 году, представляет собой историко-архитектурную ценность и его нужно передать под музей древностей и искусств Астраханского края[1224].