Асы и пропаганда

«Мне вновь «везет» в первые дни мая. Я отправляюсь на встречу с фельдмаршалом Шернером, но хочу заглянуть по дороге в штаб-квартиру Люфтваффе в замке Херманштадтель, примерно в семидесяти пяти километрах от нас. Я лечу туда на «Шторхе» и вижу, что замок окружен высокими деревьями. В центре находится парк, на территории которого я могу, как мне кажется, приземлиться. Со мной в самолете находится верный Фридолин. Посадка проходит благополучно, после короткой остановки для того, чтобы взять некоторые карты, мы вновь взлетаем по направлению к высоким деревьям, набирая высоту. «Шторх» медленно набирает скорость, для того, чтобы облегчить взлет, я выпускаю закрылки прямо перед опушкой лесой. Но самолет не может подняться выше самых высоких деревьев. Я тяну ручку на себя, но у нас недостаточно скорости. Тянуть на себя бесполезно, нос самолета словно наливается тяжестью. Я слышу какой-то страшный треск. Сейчас я окончательно разбил культю, если только не хуже. Затем все вдруг стихает. Я лежу на земле? Нет, сижу в кабине, и рядом со мной Фридолин. Мы застряли в развилке ветвей на самой верхушке огромного дерева и весело раскачиваемся взад и вперед».

Штаб Люфтваффе вынужден был вызвать местную пожарную команду, которая осторожно, как спелую грушу, сняла лучшего аса Германии с дерева. Так что Рудель действительно был пилотом только «штуки».

Педагог

Когда по числу боевых вылетов Рудель вырвался на первое место среди других летчиков Германии, у командования Германии возникла здравая (на первый взгляд) мысль — дать Руделю возможность обучить своему мастерству других пилотов. Руделя перевели в тыл, дали учебную эскадрилью, однако, судя по его воспоминаниям, толку от этого было немного. По крайней мере, неуважение курсантов к педагогу Руделю было таково, что они мало того, что бегали в самоволку, мало того, что при этом ездили в город на крыше рейсового автобуса, что было категорически запрещено, но ездили еще и на крыше именно того автобуса, в котором внутри ехал их командир — Рудель. Во всяком случае, Рудель не долго занимался обучением и стал настойчиво рваться на фронт. Поэтому не может не вызвать улыбки такой, уже послевоенный эпизод, рассказанный Руделем:

«Во время одного из последних дней в Танжмере у меня состоялась многое разъясняющая дискуссия с курсантами RAF, которые учились в летной школе. Один из них, не англичанин, надеясь, без всякого сомнения, разъярить или унизить меня, спрашивает, что, по моему мнению, со мной могут сделать русские, если я вернусь в свои родные места в Силезии.