Атомный конструктор №1

В первой нашей открытой монографии «Советский атомный проект», написанной при участии и под редакцией академика Е.А. Негина говорится: «Д.А. Фишман является автором ряда важнейших для лабораторной отработки заряда методик, предложенные им конструкции центральных частей атомных зарядов стали прототипами для последующих поколений зарядов…». Однако в первое время Фишману пришлось заниматься не столько конструированием заряда, сколько вопросами обеспечения – в части, касающейся отдела Терлецкого – высокоточной сборки заряда в полигонных условиях. А отсюда вытекала и его нерядовая роль в подготовке первого «натурного» испытания Бомбы, которое было предварительно намечено на середину 1949 года.

Хотя Турбинер и ошибался, считая летом 1948 года работы по РДС-1 законченными, правда была в том, что конструкторы отдела Терлецкого продвинулись в деле разработки заряда далеко, и вопросы конструкции вели вполне грамотные разработчики. Поэтому Фишмана не подключили к уже налаженным работам, а поручили еще мало разработанный «куст» подготовки РДС-1 к испытаниям: некоторые проверки «изделия», сборка заряда на полигоне, транспортировка его из сборочного здания к месту испытаний, установка на испытательной башне и т. п. То есть, первая специализация Фишмана в новом деле определилась как «полигонная», и это, как показало будущее, сыграло в судьбе Давида Абрамовича роль исключительно положительную и выигрышную.

Во-первых, привлечение Фишмана к подготовке первых натурных испытаний первой нашей бомбы РДС-1 позволило ему (в условиях тогдашнего высокого «дробления» функций исполнителей для обеспечения секретности!) познакомиться со всей технологической «цепью» разработки и отработки боеприпаса и завязать первые широкие знакомства среди представителей смежных подразделений КБ-11 как на уровне исполнителей, так и руководителей. А это углубляло его понимание места и значения отдельных звеньев разработки.

Во-вторых, он сразу же попал в поле зрения самых высоких лиц Атомной Проблемы – вплоть до Курчатова. Позднее ему даже довелось пожать руку самому Берии, прибывшему на полигон к моменту испытаний РДС-1!

Время летело, сроки поджимали… Прошли зима и весна 1949 года – года первого нашего испытания, наступило и лето.

Фишман стал готовиться к поездке в Казахстан – на полигон. Включение в число участников первого испытания было особой, не всем выпадающей честью. «Список работников объекта для выезда в воинскую часть», утвержденный Директором «Объекта» Зерновым 28 июня 1949 года и включающий всего 71 человека, возглавляли фамилии самого Зернова, а затем – Харитона, Щелкина, Духова, Алферова, Зельдовича, Флерова…

Фамилия Фишмана стояла в списке под номером 49 (за Терлецким), и он был одним из двух представителей своего отдела на полигоне. Можно бы сказать, что Фишману крупно повезло, и это не будет неправдой! Однако не только в везении была суть – Фишман подготовил удачу своим трудом. И удача эта оказалась в профессиональном отношении очень богатой, потому что Полигон был идеальным местом для развития самостоятельности и обретения навыков организации динамичных и ответственных работ. Вдали от начальства и «Объекта», задолго до испытания, многое надо было решать самому и решать быстро.

Это была хорошая школа! И казахские степи, где разместился новый ядерный полигон, вскоре стали для Фишмана хорошо знакомыми. Забегая вперед, сообщу, что в период окончательного становления ядерных оружейных работ Давид Абрамович был непременным участником всех полигонных испытаний вплоть до испытания первого термоядерного заряда РДС-6с (у журналистов это называлось «водородной бомбой»), а затем и этапного заряда РДС-37.

В первой же половине июля 1949 года Фишман выехал «в степь» впервые.

МЕСТО дислокации полигона выбрать было не так-то просто даже на необъятной территории СССР. Американцам в этом отношении было проще, потому что в США не только хватало пустынь, но они были еще и удачнее, так сказать, расположены. К тому же, в США не было необходимости в сверхвысоком уровне секретности: они были первыми, и факт наличия у Америки ядерного оружия никто скрывать не собирался, этот факт, напротив, после Хиросимы и Нагасаки афишировали. Положение СССР было иным: мы даже после удачного испытания РДС-1 не сразу признали публично сам факт успеха, и тому были свои причины, о которых – в свое время…

Ядерный полигон (его назвали Учебным полигоном № 2 Министерства Вооруженных Сил СССР) надо было дислоцировать в местах, во-первых, пустынных, а во-вторых – в перспективе не предполагаемых к хозяйственному освоению. Поэтому окончательный выбор пал на район западнее областного центра Казахской ССР Семипалатинска. Равнина в 160 километрах от города – дно древнего моря, окруженная с трех сторон невысокими, до 200 метров горами, оказалась приемлемой во всех отношениях, и на высоком берегу Иртыша в 120 километрах от Семипалатинска быстро возник военный городок испытателей. Началось обустройство и будущих испытательных «площадок» полигона, быстро получившего жаргонное наименование «Двойки».