Но жизнь самого Ардариха висела в ту минуту на волоске. Прежде чем он успел вытащить оружие из тела опрокинувшегося навзничь мальчика, князь Эцендрул был уже возле него и с криком: «Смерть убийце ребенка!» взмахнул кривой саблей над головой гепида. Но рука гунна не успела опуститься для рокового удара, так как ему попал в лоб меткий дротик, пущенный рукой Гервальта.
— Смелее, гепиды! Нас ждет свобода! — крикнул аллеман, выхватывая из-за пояса боевую секиру.
С криками торжества бросились всадники Ардариха на врагов, ошеломленных смертью обоих своих предводителей.
Яростный натиск сильных германцев заставил гуннскую конницу пуститься в рассыпную. С диким воем помчались гунны обратно в лагерь, настигаемые торжествующими германцами.
L
Беглецы и преследователи, конечно, должны были остановиться, достигнув площади, запруженной народом. Здесь толпились тысячи конных и пеших гуннов — вокруг пурпурного шатра своего умершего владыки. Но еще во время погони, гепидов подстерегла неожиданная удача.
Когда Ардарих мчался со своим отрядом мимо высокого углового дома, на повороте одной из улиц, караульные, стоявшие у входа, обратились в бегство, увидев происходящее. В ту же минуту раздался крик о помощи на готском языке и знакомые голоса окликнули короля гепидов по имени.
Гервальт в один миг спрыгнул с коня и прорубил секирой деревянную ставню, задвинутую железным болтом. Она закрывала окно подвала. Оттуда тотчас вылезли Визигаст и Даггар со своею свитой. Их встретили радостными криками и немедленно снабдили оружием, после чего десятеро вооруженных узников присоединились к своим избавителям. Только теперь узнали они о смерти Аттилы, так как часовые тщательно скрывали от них это великое событие. Ильдихо спаслась от позора, но, по словам Гервальта, была заключена в темницу неизвестно где.
По прибытии на площадь, германцы убедились, что положение их принимает критический оборот. Перед ними были бесчисленные массы гуннских воинов, конных и пеших, а предводители их, в том числе Дзенгизиц и Хелхал, расспрашивали запыхавшихся беглецов о кровавом происшествии у южных ворот.
Весть о смерти Эрлака и князя Эцендрула привела их в ярость. Они со своими подчиненными мерили глазами незначительные силы Ардариха, увлеченного за пределы благоразумия великодушным желанием спасти пленных. Гибель гепидов казалась неизбежной.
— Эрлак заколот! Эцендрул убит! — вскричал Дзенгизиц. — Клянусь тебе, отец мой Аттила, отомстить за них!
Роковая развязка приближалась.
Двухтысячному войску грозила гибель гораздо раньше, чем к нему могла бы подоспеть на помощь пехота Ардариха, хотя бы даже для того, чтобы прикрыть неизбежное отступление.
Дзенгизиц, размахивая нагайкой, еще раз объехал первые ряды гуннов, ободряя и выстраивая их для атаки.
— Вперед, сыны Пуру! — воскликнул он. — Следуйте за мной! Ведь вы слышали от своих жрецов и сами пели вслед за ними погребальную песню о своем вожде? Там говорилось, что его великий дух, после блаженной кончины переселился в другого настолько же великого героя. Я чувствую, что этот избранник — я! Следуйте за мной! Дзенгизиц поведет вас к победе! Дзенгизиц обратился теперь в самого Аттилу!
После воззвания молодого князя наступила глубокая тишина. Гунны благоговейно склонили головы и скрестили руки на молитву, готовясь бесстрашно ринуться на неприятеля. Казалось, гепиды погибли безвозвратно.
Но тут произошло непредвиденное обстоятельство.
LI
Неожиданно, посреди грозного затишья перед бурей, раздался громкий возглас на гуннском языке:
— Ложь! Все ложь!
Голос прозвучал откуда-то сверху, точно с неба.
Изумленные германцы и ошеломленные гунны взглянули вверх в ту сторону, откуда раздавался крик.
На плоской крыше высокой деревянной башни увидели они женскую фигуру в светлой одежде; ее голову словно окружало сияние. То была Ильдихо: волосы королевны отливали золотом при ярком блеске заходящего солнца. Заметив, что на нее обращено всеобщее внимание, молодая девушка заговорила громким, властным, далеко раздававшимся голосом, обращаясь к многотысячной толпе, которая слушала ее, затаив дыхание:
— Гунны, вам сказали неправду! Вас обманули! Аттила умер не от того, что изошел кровью. Он погиб от руки женщины: это я, Ильдихо, задушила его, хмельного, своими косами. Вот почему у него остались в зубах желтые волосы.
Эти слова произвели неслыханное действие на гуннов. Девушка в светлом платье, стоявшая на высоте с гордой осанкой, в ореоле золотых кудрей, показалась суеверной толпе каким-то сверхъестественным существом. Ее благородная фигура, мужество, доходившее до безрассудства и правдивость, звучавшая в голосе, не допускали никаких сомнений и истинности ее слов.
— Горе нам!
— Горе!
— …Как и его отец!
— Над нами тяготеет проклятье!
— Оно исполнилось над Аттилой!
— И будет продолжаться дальше!
— Из рода в род!
— Горе его сыновьям!
— Ах, он осужден навеки!
— Его душа переселилась в пресмыкающееся!
— Осужден пресмыкаться, как поганый червь!
— Горе нам!
— Горе!
— Какой ужас!
— Побежим прочь от его проклятого трупа!
— Гибель приносит каждому близость такого покойника!