— У него свой есть, — буркнул мой телохранитель, которому Грамотин активно не нравился.
[1] Московский дворянин — чин в Русском государстве.
[2] Уклад — в данном случае сталь.
По предложению Антона решено выкладывать проду меньше, но чаще…
Глава 5
Шли мы хоть быстро, но без особой спешки, на ходу обрастая все новыми и новыми возникающими из предрассветных сумерек отрядами и отдельными бойцами. Одни были на добрых конях и в крепких доспехах, другие на чуть живых клячах и в лучшем случае дедовых кольчугах, а то и вовсе тягиляях. У кого-то помимо сабель имелись пистолеты и карабины, а иные обходились саадаками, с луком и стрелами. Но все новоприбывшие горели желанием послужить государю и отечеству, уняв неведомо откуда взявшуюся крамолу.
Какой силой разносилась весть среди служивых помещиков — ведомо, наверное, лишь Господу Богу да еще Корнилию, расстаравшемуся ради такого дела. Но к утру вокруг меня, разрастаясь, словно снежный ком, катящийся с горы, шло по московской дороге целое конное войско, продолжавшее с каждой верстой усиливаться.
Во главе его находился ваш покорный слуга в тех самых подаренных кузнецами серпуховскими трех-четвертных латах. Поначалу, я не собирался их одевать, обходясь своим помнившим лучшие годы кожаным камзолом, который честно говоря, в глубине души считал если не заговоренным, то уж наверняка счастливым. Однако все присоединявшиеся к нам служивые люди непременно желали увидеть царя и, мягко говоря, удивлялись скромности государева облачения.
В общем, как говорится, положение обязывает и я приказал подать мне столь кстати сделанный подарок. Тем более что ничего иного у меня все равно под рукой не имелось. Вид, впрочем, получился вполне внушительный и подданные, что называется, прониклись.
Старшие каждого из отрядов поначалу самовольно, а потом уже словно по заведенному сам собой сложившемуся порядку подъезжали ко мне, называли себя и силу своей дружины. Я милостиво кивал и мановением руки указывал им место в строю, заодно стребовав с дьяка Грамотина вести полный список всех явившихся по государеву зову.
Слух о том, что царь идет на столицу с большим войском успел опередить мою маленькую армию, так что как только мы подошли к Москве, нас уже встречали. Сначала небольшие группки людей, при виде вооруженных всадников тут же валящиеся на колени и смиренно ожидавшие своей участи, а потом целые депутации с хлебом и солью встречали «избавителей».
Странный все-таки народ москвичи. Ухитрившиеся пережить Смуту горожане с одной стороны были резкими, как детский понос. Оружие или на худой конец кистень, имелся у каждого и как только начинались беспорядки, они без тени сомнения пускали его в ход. Но потом начинались погромы, и их непременные спутники пожары, после чего на народ внезапно снисходило прозрение. «Что же мы натворили!» И теперь те же самые люди с лихорадочным блеском в глазах встречали своего царя и искренне ждали от него милости.
Впрочем, каяться и сдаваться поспешили далеко не все. Немалое число горожан успевших сбиться в крупные, числом до нескольких сот бойцов шайки вовсе не желали прекращать столь прибыльное дело как разбой и уж тем более возвращать награбленное. Укрепившись в самой бедной замосковорецкой слободе, которую так и называли «Голутвенной» и подмосковном селе Семеновском, они соорудили по их окраинам нечто вроде баррикад и сели в крепкую оборону.
— Эй, православные, царь идет, бегите, — крикнул всколоченный рябой мужичонка, — не то все на кол попадем!
— Стой, курвины дети! — заорал на вздумавших было последовать умному совету выбившийся во время погромов в атаманы приказный ярыжка [1] Ванька Харламов. — Не наш это царь, а немецкий! С немцами на нас и идет. Бей их, не боись!
— Нет, — покачал кудлатой головой соглядатай. — Иноземцев не видать. Дворянская конница с ним.
— Ты что мне перечить вздумал! — разъярился главарь. — Чем наши кровопивцы лучше латинских? Такая же сарынь [2] и бить их нужно так же!
— Как же, бить, — угрюмо отозвался чернобородый Семен, служивший некогда в стрельцах. — Они, чай, в бронях да с огненным боем. Не сдюжим!
Правда, наученный прежним горьким опытом он не стал кричать и доказывать свою правоту, а напротив, постарался незаметно ретироваться. Поучаствовав в разграблении нескольких лавок в Китай-городе, он успел разжиться кое-чем ценным и теперь вовсе не собирался складывать буйную голову под саблями царских ратников.
На его счастье, Харламов не заметил этого маневра, поскольку в этот момент давал наставления своему подручному.
— Слышь, Кузьма, возьми десяток ребят, да подпалите несколько изб.
— Так ведь пожар начнется — изумился тот. — Мужики свои халупы тушить кинутся, кто же тогда с немецкими прихвостнями драться станет?
— Вот и хорошо, вот и ладно, — оскалился Ванька. — Неразбериха начнется, глядишь, не до нас им станет. А мы тем часом и уйдем!
— Сделаю, — осклабился сразу же повеселевший подручный и побежал исполнять приказ.