Баламут 2

— А что с Кораблевым? — дав ей договорить, хмуро спросил я, почему-то решив, что о нем забыли. Ан нет, оказалось, что он был реабилитирован и награжден. Только посмертно. Причем Владислав Мстиславович официально принес извинения его родичам за ошибку своего отца!

Эта новость приятно удивила, и я на несколько секунд ушел в себя, чтобы добавить новый штрих к моему представлению о характере нового Императора. А через пару секунд Долгорукая добавила еще один:

— Кстати, Рат, на церемонии награждения присутствовали абсолютно все твои крестники. И не просто присутствовали: шестеро парней независимо друг от друга выясняли у распорядителей, почему на мероприятии нет тебя. Пришлось послать к ним Конвойного и сообщить, что ты находишься на задании, чтобы эти героические вояки не устроили бунт!

— Надо будет их как-нибудь отблагодарить… — задумчиво пробормотал я, а затем переключился на последний серьезный вопрос: — Что ж, с большей частью второстепенных вопросов разобрались. Пора переходить к главным. Что со снабжением Базы, согласованием позиций и разработкой стратегии беседы с Лю Фанем?

— С этими вопросами все еще веселее! — хищно усмехнулась матушка. — Сейчас расскажем…

…Не сказал бы, что их рассказ получился веселым, но определенной доли оптимизма все-таки добавил. Тем не менее, выбираясь из внедорожника в нашем ангаре, я был загружен до невозможности, так как укладывал в голове все услышанное и тщательно обдумывал то, что осталось «за кадром». Начал отходить уже в самолете, во время общения с пилотами. Чуть позже, проходя мимо вотчины Тарасовой, внезапно прозрел, сообразив, что в этих вопросах первую скрипку играют личности в разы умнее и опытнее меня, а значит, я могу расслабиться. Поэтому попросил у Ольги бокал апельсинового сока и с ним на перевес отправился в салон-спальню.

В салоне-гостиной подколол Якова Леонидовича, «удивившись», что его еще не вырубили и «пообещав» прислать штатную целительницу моей группы. Когда Тёма закончил веселиться, сообщил, что перелет займет почти четыре часа, ушел к своим и очень удивился, обнаружив, что матушка спит. Причем поверх покрывала и одетой.

— Это мы… — повинилась Шахова, заметив мой вопросительный взгляд. — Получим, конечно, по первое число, но Даше надо с тобой поговорить.

Я подошел к кровати, сел рядом с Долгорукой, положил руку на ее колено и почувствовал настолько сложную мешанину чувств, что не смог в них разобраться, и заявил, что весь внимание.

Бестия довольно долго настраивалась на беседу и начала ее с кривой усмешки аккурат в тот момент, когда самолет тронулся с места и выкатился из ангара:

— Твоя догадка насчет того, что Слава толком не спит, оказалась верной — команда у него еще совсем сырая, отдельные личности играют не только за него, а противодействия принимаемым решениям хватает. Тем не менее, сын справляется и потихоньку берет власть в свои руки. Если смотреть под этим углом, то к нему претензий нет: он делает то, что должно, гнет свою линию, находит нестандартные, но толковые решения и, как выражается Язва, все такое.

— Но…? — спросил я, когда она сделала паузу.

— Но катастрофический недостаток квалифицированных помощников заставил его увидеть во мне не мать, а ресурс. То есть, исполнителя высокого уровня, на которого можно свалить все, что угодно, зная, что он не подведет, не задуряясь с оплатой и не опасаясь удара в спину. Не вытяни ты мне сродство с Разумом, я бы этого не поняла и поверила в то, что в Владиславе, наконец, заговорили чувства, но щуп помог прозреть и понять, что их как не было, так и нет. Или, как вариант, они были, но теперь, когда я стала нужна, как рабочая лошадка, пропали!

Тут у Даши оборвалось сердце, и я, подхватив ее на руки, перебрался в кресло, чтобы не завалиться на матушку во время взлета. А когда сел, прижал женщину к себе и негромко замурлыкал:

— Да, это неприятно, но в твоей жизни не меняет ровным счетом ничего. Ведь ты живешь не им, а нами и за себя с Риной, в принципе не собираешься возвращаться во дворец, изменила вне-…

— Рат, я чувствую себя оплеванной! — в сердцах воскликнула она.

— В лучшем случае чувствовала… — уточнил я, начав поглаживать ее спину. — А сейчас ты сидишь на коленях у своего мужчины и обязана жить в его эмоциях. Благо, сродство с Разумом у тебя никто не отнимал.

Она замолчала, порядка минуты пыталась справиться с обидой, а затем уткнулась лбом в мою шею и врезала через щуп эмоциям жуткой горечью с примесью стыда:

— Это не самое неприятное. Откровенно говоря, где-то в глубине души я была уверена, что мне, в случае чего, будет куда вернуться. А сейчас, когда сын лишил меня этой уверенности, и я поняла, что все это время подспудно рассчитывала на…

Я понимал, что она сама себя накручивает, поэтому не постеснялся перебить:

— Даш, совет примешь?

— Да!!! — облегченно выдохнула она, почувствовав, что самобичевание закончено.

— Закрой глаза, мысленно повтори, кем живешь, и выброси из сердца всех остальных!

Она немного поколебалась и призналась в последнем «прегрешении»: