Баламут 2

— Уже. Причем не выбросила, а вырвала. Со всеми корнями. Поэтому проанализировала текст клятвы, которую дал мне сын, пришла к выводу, что она позволяет слишком многое, и соврала. Славе. Во время беседы тет-а-тет. Якобы размякла, поддалась на уговоры, разоткровенничалась и рассказала, что ты изначально отказывался принимать мою клятву, так как понимал, что ради освобождения меня от этого Слова род Долгоруких, не задумываясь, уничтожит хоть всех засечников сразу. И тогда я, вроде как, поклялась СЕБЕ разделить с тобой не только Жизнь, но и Смерть. А потом добавила, что ни напрямую, ни косвенно не стану мешать твоим планам.

Я чувствовал, что она зациклилась на слове «соврала», поэтому его вообще «не заметил». Зато сделал акцент на стремлении защитить меня от возможных происков нынешнего Императора, что считал на порядок важнее:

— Все так и было, Даш: я поверил в искренность твоего порыва и не смог не ответить тем же. Поэтому берегу от всего на свете и… больше не оставлю тебя во дворце даже на несколько часов, так как вчера нервничал до тех пор, пока Лара не отправила меня в целительский сон…

Глава 14

25 августа 2112 г.

…К концу четвертого часа обсуждения формулировки итоговой клятвы глав договаривающихся сторон я окончательно перестал понимать ход мысли юристов Долгорукого, Лю и Алмаза, зато проникся глубочайшим уважением к последнему, оказавшемуся тем еще волчарой. Владислав Мстиславович, Лю-младший и моя матушка продержались пять с лишним. А ближе к концу седьмого морщинистый китаец в возрасте «столько не живут», отстаивавший интересы Поднебесной, поднял лапки к верху. В смысле, согласился со всеми доводами Скуратова и признал, что лучшего варианта добиться невозможно.

Тут оба Императора посмотрели на коммуникаторы и решили обойтись без торжественных церемоний. Поэтому подождали, пока «крючкотворы» внесут в текст последние исправления и выведут новые картинки на рабочие терминалы, последний раз перечитали пятистраничный документ, поставили под ним электронные подписи, а затем по очереди зачитали последний лист.

Самым последним трехсторонний договор заверил клятвой Силой Яков Леонидович. Затем отпальцевал Шаховой просьбу обновить восстановление, чуть-чуть пришел в себя и откинулся на спинку кресла. А через считанные мгновения Долгорукий толкнул небольшую речь, в которой поблагодарил нас и китайцев за самоотверженный труд на благо человечества, высказал надежду на дальнейшее плодотворное сотрудничество, объявил второй день переговоров завершенным и пригласил на «скромный» ужин. Само собой, не сразу, а в двадцать ноль-ноль, то есть, через сорок с лишним минут.

Лю Фань, его наследник и их свита изобразили практически ту же самую обязательную программу, что и накануне, после чего удалились в свое крыло охотничьего домика. Все бы ничего, но Лю, мать его, Лян, старший сын Блистательного, опять косил глазом на мою матушку и захлебывался слюной!

Пока я боролся с желанием наплевать на все церемонии, забрать своих и улететь в Михайловку, Алмаз поклонился государю, предложил локоть моей родительнице и повел ее к противоположной двери. Язва, проводив их взглядом, вопросительно посмотрела на меня, и тут ко мне подошел Бер, самый доверенный телохранитель Императора, и шепотом передал просьбу Владислава Мстиславовича задержаться.

«Иди к Даше. Я подойду позже…» — отпальцевал я Ларисе, затем поймал взгляд самодержца, принял безмолвное приглашение и подошел к окну. Ухоженный парк, освещенный фонарями под старину, показался мне слишком уж игрушечным, и я посмотрел вдаль, на угольно-черную стену далекого леса, над которой сияли звезды.

Как ни странно, Долгорукий угадал, о чем я думаю, и вздохнул:

— Знаете, а ведь я очень долго не мог понять, что может вас так сильно тянуть в жуткую глухомань. А потом сравнил вашу и мою жизнь в целом, не вдаваясь в мелкие нюансы, и пришел к интересному выводу: и вы, и я воюем каждый божий день. То есть, прогибаем окружающий мир. Причем не под себя, а для тех, кто дорог. И пусть вы воюете с корхами и диким зверьем, а я — со зверьем двуногим и его страстями, пусть масштабы наших битв разные, но суть происходящего одна: мы — воюем за некую Идею. Ибо эта война — наша суть, наше призвание.

Тут он сделал небольшую паузу, явно ожидая услышать мое мнение, но я промолчал, так как не понимал, к чему это вступление.

Долгорукий нисколько не расстроился и продолжил в том же духе:

— Это прозрение заставило меня проанализировать ваше поведение во время бесед с сильными мира сего и помогло сделать еще один неочевидный вывод: вы, несмотря на разницу в возрасте, статусе и жизненном опыте, не теряетесь даже в самых сложных ситуациях. Что, с одной стороны, приятно удивляет, а с другой — внушает уважение. Последнее пробуждает серьезный интерес, ведь вы уже сейчас демонстрируете качества управленца очень и очень серьезного уровня, а хорошие управленцы в любом государстве на вес золота.