Барышня ищет работу (СИ)

Спектакль напомнил мне наши родные пьесы Островского — о разного рода пороках, гнездящихся в самом обычном с виду провинциальном обществе. История о том, как купеческая семья пыталась выдать дочку замуж с выгодой, дать за ней поменьше, а самим получить побольше, как говорится — чтоб всё было, и за это ничего не было. Мне прямо стало интересно, что получится, кого выберет купеческая дочка Анечка — почтенного вдовца Елисея Матвеевича, купца первой гильдии, его беспутного сыночка Митеньку или только начинающего свой пусть в торговле Ивана. Её руку обещали то одному, то другому, то третьему, она лишь вздыхала и слёзки роняла, и до конца первого действия никак своей воли не проявила, хотя её иногда и спрашивали. На всё был ответ — «как вы решите, батюшка, так мне и будет хорошо». Мне казалось, что она лицемерит, и что так невозможно, но потом я подумала — а вдруг они тут все такие и это правильно?

Батюшка сказал, что завтра объявит своё решение, и занавес упал. Антракт.

В зале засиял свет — ого, магический, между прочим! Я глянула на Софью Людвиговну — пусть скажет, пойдём ли мы гулять или что там ещё можно делать. Конечно же, мне очень хотелось посмотреть, как выглядит театр внутри, и сравнить — похоже или нет. Но — к нам снова потянулись гости.

Вчерашний Медвежинский пришёл, раскланялся, и хозяйка пригласила его сесть и рассказывать. Он и принялся рассказывать, и оказалось — у них есть какой-то совместный интерес, они покупают напополам какой-то постоялый двор на тракте, и сегодня Егор Егорыч ездил смотреть этот постоялый двор и оценить с точки зрения вложения средств, и теперь вполголоса рассказывал Софье Людвиговне. Она внимательно слушала и кивала.

К нам в ложу заглядывали и другие, видели беседующих, кланялись и исчезали. Интересно, это так будет до конца антракта или как? Мне было неловко спросить, можно ли выйти, я ж на службе, поэтому я сидела и внимательно слушала. Опять же — вдруг найдётся кто-то, достаточно дерзкий, чтобы вмешаться в деловой разговор?

И что вы думаете? Нашёлся. К нам постучался господин Соколовский и вежливо приветствовал обоих партнёров.

— Софья Людвиговна, вы позволите Ольге Дмитриевне погулять немного? Она впервые в нашем театре, я бы показал ей гостиные и балконы?

Хозяйка глянула на меня сумрачно… а потом вдруг улыбнулась и кивнула:

— Хорошо, ступайте. Не вздумайте только опаздывать к началу следующего действия.

— Благодарю вас, — сказала я как могла вежливо, поклонилась обоим и выскользнула.

Услышала, как Медвежинский спросил за моей спиной:

— Девочка-то деревенская, как всегда? Магу нашему на один зуб.

— У мага таких девочек по пучку в каждой столице и здесь, наверное, тоже, — проговорила хозяйка, и я прямо представила, как она поджимает свои тонкие губы.

Я глянула на Соколовского с усмешкой.

— Злые языки страшнее пистолета, да?

Он предложил мне руку и вывел наружу.

— Как хорошо вы сказали! Это точно, страшнее пистолета.

Хе, значит, Грибоедова у них тут не было, ни в реальности, ни в школьной программе. Но кто-то же был вместо него? Вместо Островского вон есть какой-то господин Лаптев, автор сегодняшней пьесы, значит — и ещё должны быть. Эх, сколько всего из здешнего культурного контекста я попросту не знаю!

Соколовский же привёл меня по лестнице в гостиную — да, очень похожа на ту, что в оставшемся дома нашем театре. Там прогуливались пары, и он то и дело с кем-нибудь раскланивался. И тихо говорил мне:

— Ольга Дмитриевна, каковы шансы, что нам дадут побеседовать, если я приду к Софье Людвиговне в гости?

— Какие-то, — пожала я плечами. — При устройстве на работу мне было озвучено условие — мужчин не водить. Наверное, разговор в гостиной не считается за «водить мужчин»? Или считается?

— Узнаем, когда вернёмся в ложу, — усмехнулся он.

— Понимаете, я готова с вами поговорить. Но без свидетелей и лишних ушей.

Ещё не хватало, чтобы меня потом спрашивали, что это за бумаги такие!

— Отсутствие ушей дело нехитрое, — подмигнул он. — Сейчас, скажем, нас не слышат, даже если слушают.

И то хорошо.

— А чтоб без свидетелей — мне кажется, в нашем доме это невозможно, будут или у дверей стоять, или входить-выходить, как котики.

Не Степан, так Агафья, не Агафья, так Марфуша. Любопытные все.

— Хорошо, я подумаю, где и как мы можем побеседовать.

— Понимаете, я даже и готова вам всё рассказать, вдруг вы поймёте и что-нибудь мне подскажете? Но я хочу, чтобы не во вред себе.

— Понимаю вас, во вред не нужно. А послушать хочу, вдруг и подскажу, мало ли. Значит, не будем торопиться. Я попробую, поглядим, что выйдет.

Второй звонок прервал нашу беседу, и Соколовский повёл меня вниз, в ложу. Мы вошли как раз с третьим. Егор Егорыч спохватился, поднялся, поклонился хозяйке и пошёл на своё место, я тоже расправила на коленях полотно юбки.

— И что же Соколовоский? — иронично спросила у меня хозяйка.

— Да ничего, — пожала я плечами. — Мужчина как мужчина.

— И вас не пугают его силы?

— Не особенно, — честно сказала я.