Батя, Батюшко и Бэмби

Нет, сидеть невозможно. Встал и повторил Олин моцион, завершив его у окна. И все-таки — спиной. К ней. Лицом к чужим окнам. А лица уже не чувствует. И нехорошее предчувствие, что оно перекошено, подтверждается отражением в темном стекле.

— И что ты планируешь делать? — хорошо спросил, спокойно. А внутри кто-то громко, истерично, безобразно вопил.

Он заберет его.

Он заберет твоего мальчика.

Он отнимет у тебя твоего сына.

Сына, которого у тебя быть не может.

Сына, на которого ты не имеешь никакого права.

Скрипнул отодвинутый табурет.

— Если говорить об эмоциях и собственных желаниях, я не хочу. Он нам никто, чужой. Но когда начинаю думать… Я сама много лет не видела отца, потому что этого не допускала мать. И я помню, как страдала. А вот сейчас, получается, делаю то же самое — отказываю во встрече, намеренно лишая Никиту… Вот так…

Денис почувствовал, как шеи коснулось ее дыхание, когда за спиной Ольга закончила свой сбивчивый монолог.

В окне отражался он один, стоящую сзади Олю закрывала штора. Один.

— Нельзя лишать ребенка отца. Ты все правильно говоришь, — и, резко отвернувшись от окна, демонстративно бодро добавил: — Мало ли какие могли быть у него обстоятельства.

— Не было у него никаких обстоятельств, — отчеканила Ольга. Тем самым голосом, каким говорила с ним в его кабинете, в самый первый раз. — Просто испугался и сбежал.

А потом обняла и прижалась.

— Ты обещал чай.

Теперь в окне они отражались оба.

Позже, уже в кровати, когда перед сном Оля привычно потерлась носом о его плечо и поцеловала в щеку, после она шепнула ему на ухо:

— Я очень люблю тебя.

Денис ждал этих слов. Ждал, когда робкая Бэмби решится произнести вслух то, о чем говорили ее жесты, движения, глаза. И вот дождался. Именно сейчас, сегодня они прозвучали утешительно, с легкой горчинкой. Но сути слов это не меняло, а к привкусу горечи доктор Батюшко давно привык. Денис обнял свою женщину.

— И я очень люблю… — и добавил совсем тихо, скорее себе, чем ей: — …вас.

* * *

Антон сидел за столиком кафе и смотрел на Славу. И думал о том, что сегодня обязательно ее поцелует — эту замечательную, солнечную смешливую девочку.

— Мне Изольда Васильевна рассказала новость. Твои стихи включили в сборник, который выйдет весной. Правда, показывать то, что напечатают, она отказалась. Сюрприз будет, — и подражая голосу старой актрисы, проговорила: — Деточка, в жизни обязательно должна быть интрига, иначе неинтересно.

Антон почувствовал, что начинает краснеть. То ли от смущения, то ли от удовольствия. Наверное, и от того, и от другого одновременно. Чтобы придать себе невозмутимый вид, он сделал глоток кофе.

Но в горле все равно почему-то першило, поэтому ответ прозвучал немного сипло:

— Я надеюсь, сюрприз тебе понравится.

Славочка улыбнулась, а Антон вконец стушевался. Сначала, когда ему предложили напечатать стихи в поэтическом приложении к альманаху, был восторг. Восторг такой, что хотелось прыгнуть до потолка и завопить. Весь последующий день Антон проходил с глупой улыбкой, даже выдержанный Денис Валентинович не стерпел и поинтересовался, все ли нормально.

— Весна… — туманно объяснил ситуацию интерн, которого просто распирало от желания поделиться новостью с шефом, но он почему-то стеснялся.

Не состыковалась выбранная серьезная стезя оперирующего врача-андролога с печатью лирических стихов собственного сочинения.

— Ясно, — коротко ответил Денис Валентинович на «весну» и информировал о завтрашней операции, в которой Антону отводилась роль ассистента.

А вот теперь восторг прошел, и откуда-то взялось волнение. Понравятся ли стихи Славочке? Что она скажет, когда прочитает? Все-таки не только будущая актриса, но и филолог — учится в педагогическом.

— Как проходят твои театральные занятия? — Антон решил сменить тему.

— Очень интересно, — ответила она.

— Уже весна, совсем скоро вступительные экзамены. Вы уже определились с программой? Там что: проза, стихи, басня?

Славочка молчала. Она вертела десертной ложкой пирожное в своей тарелке и молчала. Что-то здесь было не так.

— Слава?

— Знаешь… — наконец начала говорить она. — Я не уверена, что хочу стать актрисой, — а потом подняла глаза и торопливо продолжила: — Нет, я люблю театр. Очень люблю! И то, о чем мне рассказывает Изольда Васильевна, невероятно интересно, и я многое узнала, правда-правда. Только… понимаешь… я не уверена, что такая жизнь — для меня.

Пирожное продолжало путешествие по тарелке, Славочка сосредоточено работала ложкой, а Антон внимательно слушал.

— Я, если честно, не уверена, что готова к такой самоотверженности. Ведь быть актрисой — это всю себя посвятить театру, всю жизнь, понимаешь?

Он понимал. Он собирался себя посвятить медицине.

— А еще мне нравится мой институт, — тихо продолжала она. — Когда поступала, думала, пару лет поучусь, пока с театральным не сложится, а вот теперь очень нравится. И театр нравится. И работа с детьми нравится. И я вот думаю…