Бегство в Египет. Петербургские повести

Мой товарищ сунул руку в карман. Лицо его удивлённо вытянулось. Когда он вынул руку обратно, пришла очередь удивиться мне. На узкой лодочке щелчковской ладони я увидел спичечный коробок. Со звёздами и ракетой на этикетке. Тот самый, я узнал его сразу по подмигивающему глазу в иллюминаторе.

Но это было ещё не всё. Одновременно с появлением коробка из-за облака появилось солнце. Оно выстрелило длинным лучом по блестящей лысине человека – того самого, который был в шляпе, а теперь её почему-то снял. Отразившись от гладкой лысины, луч ударил вымогателя по лицу, тот зажмурился, закрыл руками глаза, и плечо моё почувствовало свободу. Я, не разбирая дороги, что есть силы заработал ногами. Рядом бежал Щелчков. Позади, за нашими спинами, одиноко всхлипывала гармонь – тише, тише, жалостней, жалостней, пока не замолчала совсем.

Глава девятая

Следы ведут на чердак

Дрожь в коленях уже прошла, но настроение было испорчено окончательно. На улицу идти не хотелось. Сегодняшнее приключение на рынке подорвало нашу веру в людей. Мы сидели в комнате у Щелчкова, уныло уставившись в телевизор. За окном стрекотал дождь. Родителей дома не было; мои ушли в кино на «Бродягу», щелчковские – к кому-то на юбилей. С экрана пучеглазого «КВНа» вещал очкастый седобородый дяденька, такой же пучеглазый, как телевизор. Шла передача «Хочу всё знать».

– В жизни много интересных вещей, пока ещё не объяснённых наукой, – говорил пучеглазый лектор. – Возьмём число родимых пятен на человеке. Почему оно всегда чётное? Или молния. Почему она никогда не ударит в рыжих? Наука пока не дала на это ответ…

– Совпадение, – сказал Щелчков. Он имел в виду не молнию, и не рыжих, и не число родимых пятен на человеке. Мы говорили о коробке с ракетой. – Просто счастливое совпадение.

– А то, что тогда на набережной, когда к нам пристал Матросов, коробок оказался в моём кармане, хотя там его до этого точно не было, тоже счастливое совпадение? А сегодня на рынке?

Щелчков задумался, сказать ему было нечего.

В дверь комнаты тихонечко поскреблись.

– Войдите, – сказал Щелчков, и в дверь просунуло усатую морду общественное животное Тимофей.

Вид у Тимофея был озабоченный: войдя, он даже не поздоровался, а прямо с порога начал:

– Сегодня приходил какой-то хмырь из Общества друзей кошек, сказал, что работает в племенном союзе, руководитель породы. Только он такой же друг кошек, как гадюка друг человека, это у него на морде написано. Хотел меня отсюда забрать, по коллективной просьбе жильцов квартиры, это он так сказал. Хорошо, я вовремя оценил ситуацию и спрятался под ванну за трубу.

– Опять Сопелкина? – спросил я Тимофея Петровича.

– Больше некому, – ответил озабоченный кот. – Она и на звонок выходила.

– Вот зараза, – сказал Щелчков. – Никому от неё покоя! Ни человеку, ни животному. Но ты, Тимофей, не бойся. Мы тебя в обиду не дадим.

– Вы-то не дадите, а если вас дома нет? Явится снова этот, из племенного союза, сунет меня в мешок и прямым этапом на живодёрню. – Тимофей невесело усмехнулся. – Это я так, утрирую. Но возможно, придётся уйти в подполье. Временно, пока соседка не успокоится. Буду, как в молодые годы, вести охоту на чердачную дичь, промышлять голубями и попугаями. На помойку не пойду, не мой стиль. Я помоечным котам даже в детстве лапу не подавал. Все ворьё, вместо слов одно сквернословие. – Тимофей Петрович вздохнул. – Как-то я с одним попугаем здесь, на нашем чердаке, познакомился, так даже он, хотя и попугайской породы, и то был на порядок интеллигентнее, чем это хамьё дворовое, не говоря уже про словарный запас. Редкие слова знал – репетиция, коробок, ракета…

– Как «ракета»? Почему «коробок»? – вытаращил глаза Щелчков.

– Не помню, – ответил кот, – это же когда было.

– А хоть чей был попугай, помнишь? И где этот попугай теперь?

– Где-где! Известное дело где. Время было голодное, надо было чем-то кормиться. – Общественное животное смутилось, воспоминание оказалось не из приятных. – Ну а чей? – Тимофей задумался. – Нет, не помню, просто залётный. Да, кольцо у него, кажется, было. На правой лапе, маленькое такое, дешёвенькое. И что-то было на колечке написано.

– Что? – спросили мы со Щелчковым хором.

Тимофей пожал плечами:

– Не помню.

– Где оно сейчас, тоже не помнишь?

– Там, наверное, на чердаке и лежит.

Тимофей вдруг навострил уши. В коридоре раздался скрип – то ли это половица скрипела, то ли где-нибудь приоткрыли дверь. Морда у кота стала кислая. Вдруг там снова этот «кошачий друг»? Он глазами попросил нас молчать и осторожно подошёл к двери. Втянув носом воздух из коридора, кот беззвучно, по-кошачьи, чихнул. Хвост его загнулся вопросом, потом вытянулся восклицательным знаком. Тимофей повернул к нам морду и удивлённо пошевелил усами.

– Кто? – спросил я его вполголоса.

– Непонятно, – прошептал Тимофей. – Подозрительно двусмысленный запах. Пахнет вроде бы и соседкой и не соседкой.

Я тоже подошёл и принюхался. Запах был самый обыкновенный: пахло коммунальной квартирой.