Белая эмиграция в Китае и Монголии

– Стыд и позор! В такое чрезвычайное время, когда каждый должен думать одно: друг за друга, – вы идете на предательство. Позор, и лучше вы собирайте сейчас же всех ваших предателей и убирайтесь от нас к чертовой матери! Сволочи нам не нужно, мы и одни дойдем, а вот как вы дойдете и как вас, грабителей, встретят на Востоке, – мы посмотрим… – И крикнул: – Вахмистры и урядники татарской сотни ко мне!

Те подошли, отдали честь и выстроились в одну шеренгу.

– Честно и прямо вас спрошу: почему вы хотели перебить русских офицеров? Какая вам от этого польза? Ну, ограбите вы мирных монгол, а потом что? Куда с награбленным пойдете?

Татары заволновались, и скоро официальный разговор перешел в дружественную форму. И татары, устыдившись своих темных замыслов, чистосердечно рассказали, что их будировали Дмитриевские артиллеристы, сыграли на их темных инстинктах, но теперь они каются и дают слово солдата забыть о прежнем и дружно разделить со всеми общую участь.

Прапорщик Валишин от сердца попросил прощения, есаул в ответ сказал горячую речь о цели похода, пожал руку прапорщику, и татарский заговор растворился в чувстве дружбы и взаимопомощи. Но в дивизии было не все благополучно. Вызывал сомнение командир бурятского дивизиона Галданов и его буряты. У них шла какая-то тайная работа, а потому есаул М., подбодренный успешной ликвидацией татарского заговора, вызвал к себе Галданова. И прямо задал ему такой вопрос:

– Правда, Галданов, буряты хотят бежать в свои хошуны?

– Никак нет, хосподин есаул! Циво так, мы буряты идем все к атаману Семенову… И куда мы без него, потому народ мы темный, а где уж нам одним без него жить, – горячо говорил бурят.

Есаул поверил ему, но на всякий случай два бурятских офицера были переведены в русские сотни.

В ночь на 2 августа бригада шагом резала ночную темноту, и было в ней тысяча всадников. Тревога за бурят и татар отпала, и унгерновцы ехали спокойно, охраняясь лишь тыловым и головным дозорами. Бурятский дивизион шел в середине колонны, и была кругом мертвая тишина степной монгольской ночи, которая лишь изредка нарушалась звоном копыта о камень и редким похрапыванием лошадей. И снова мерцали звезды, и снова люди думали не о настоящем, как вдруг ночную тишь прорезал резкий и гортанный крик-команда:

– Ияба… Ияба (За мной! – в вольном переводе с бурятского).

И стук сотен подков разрезал, как ножом, ночное спокойствие, и бурятские сотни бешеным наметом исчезли в ночной непроглядной мгле. Ошеломленная дивизия без команды остановилась и замерла. Так прошло минуты три, четыре, пока не раздался окрик командира бригады:

– Орудие на позицию! Огонь по изменникам!

Вслед бежавшим ухнуло несколько орудийных выстрелов, умчались снаряды в далекую степь, бросилась туда же дежурная сотня, и снова все затихло. Дивизия спешилась и приготовилась к отпору, но никого не было, и ничего в степи не было слышно. Через полтора часа разведывательная сотня вернулась. Она не нашла бежавших бурят. Они сгинули в степи.

* * *

После измены бурят и их позорного бегства Азиатская дивизия, в которой теперь осталось 600 всадников, 21 пулемет, 5 орудий, много верблюдов и табун заводных лошадей, прошла переход и остановилась. От бежавших бурят в залоге осталось трое: один прапорщик и два урядника. Буряты посерели на лицо и дрожали, когда их привели к М. Они хорошо помнили беспощадный суд барона Унгерна и считали, что так же, по-бароновски, будет поступлено с ними.

Начался допрос, который лишний раз подтвердил, что заложники имели слишком большое отношение к измене, в чем они в конце концов и сознались, потом бросились на колени и стали просить о пощаде.

Августовский день был солнечен и жарок. Степь горела и дымилась на солнце, и в далеком мареве ее виднелись очертания гор и четкой линией на горизонте вырисовывался длинный горный хребет.

Есаул говорил:

– Вы, буряты, были для нас братьями. Между нами все делилось пополам, и не было в Азиатской дивизии разницы между русскими, монголами, татарами и бурятами. Но вы, буряты, совершили подлую измену, и вы, трое, принимали в ней участие. Что делать с вами? Что вы заслужили по законам войны?

Буряты валялись на земле и плакали. Есаул продолжал:

– Ваше счастье, что грозная рука барона уже не может протянуться над вами. Ваше счастье, что мы идем к миру, а не на войну. Мы даруем вам жизнь, но без наказания вы остаться не можете. Раздевайтесь! – грозно приказал он.

Буряты завыли, как степные собаки у трупа покойника. Они думали: «смерть», но разделись догола и выстроились в одну шеренгу.

– Справа по одному, рысью к сопкам марш! – резко скомандовал офицер.

И буряты понеслись. В бегстве они бросались из стороны в сторону, считая, что сейчас в затылок им вопьются злые свинцовые пули. Они бежали и скоро стали точками в степи, а потом исчезли из поля зрения. Когда они скрылись, дивизия забыла о них, как о чужих покойниках. Но буряты добрались до хошунов, и прапорщик в 1925 г. был начальником советского пропускного пункта на 86-м разъезде.