Хмурый черноволосый подросток вдруг широко и немного смущенно улыбнулся, неловко погладил маленькую курносую девчушку по каштановым волосам. Он устал от книг; от того, что сфера никак не получалась; от формул, при произношении которых приходилось изо всех сил контролировать артикуляцию; устал прятаться и бояться, что кто-нибудь ненароком узнает, какого рода занятия удерживают его в пыльной прохладной библиотеке родового замка. А на дворе — май, трава буйствует, ветер теплый и сладкий, и очень хочется жить во весь дух. И Элена когда-нибудь обязательно проболтается на кухне или няне, что брат заставлял танцевать солнышко, и тогда… тогда… Лучше не думать, что будет тогда. Единственный способ заставить ее молчать — сделать своей помощницей. Читай — соучастницей. Объяснить, когда уже не будет дороги назад, что ее ждет, если кто-то узнает. Но ведь она еще маленькая…
— Ты будешь сердиться, да? Надуешься?
— Надуюсь.
— И гулять со мной не будешь?
— И гулять.
— Тогда я не буду ябеда. Я тогда буду рыба-молчунья. А ты меня любишь?
— Конечно.
— Очень?
— Очень.
— Честно?
— Честно.
— А ты на мне поженишься, когда я буду большая, а ты старый?
— Надо говорить «женишься». Нет, Элена, не женюсь.
— Почему?
— Потому что братья на сестрах не женятся.
— Фу, неправильность какая глупая. А если сильно-сильно любят?
— Все равно не женятся.
— Я тогда на конюхе женюсь!
— Надо говорить «выйду замуж»!
— Не хочу! Не хочу! Не хочу!
— Элена, не скандаль. Иди, поиграй.
— Не хочу!
Он слушал, как удаляется по коридору топот маленьких ножек, и улыбался, сам не ведая, чему. Над письменным столом, там, где лопнула, едва успев появиться, малюсенькая огненная сфера, пахло гарью и кислотой. Он тяжело вздохнул, помахал перед лицом ладонью, разгоняя синеватое облачко, и углубился в книгу.