Котенок крутился под ногами. Юрий Васильевич бросил ему кусочек.
— Ешь, животинка.
Тот, урча, принялся уминать сосиску.
— Мясная, значит, — ухмыльнулся хозяйственный гость.
— Да, в магазине посоветовали. Не обманули, спасибо.
Если бы не беспокойство о дедушке, Наташа почувствовала бы себя комфортно и расслабилась. Сегодня Юрий Васильевич не вызывал неприязни, скорее даже наоборот, теперь он забавлял своей манерой повторять «вот», пыхтеть и веселил неуклюжими попытками произвести впечатление. Они были, пожалуй, даже милыми. По-дружески милыми, по-соседски. Хорошо, что Юрий говорил не о влюбленности, не о страсти и тем более не о большой любви. Где-то между строк, между улыбок и морщинок у серых глаз читалась боязнь остаться одному к пенсии, желание найти товарища, партнера, собеседника, с которым удобно жить рядом. А кто обвинил бы мужчину в этом?
Наташе самой иногда представлялась одинокая старость в большом доме, и было не по себе. Но теперь та казалась нелепой и слишком далекой. Внезапная, пусть и недолгая встреча с Игорем всколыхнула в Наташе что-то юное, свежее. Она почувствовала себя моложе, интереснее, красивее, как куст розы в саду, стойко переживший морозы, покрывшийся нежными, трепетными листиками и потянувшийся бутонами к солнцу весной.
Оттого Наташа вроде бы и понимала гостя, но кивала рассеянно, словно все, что он говорил, ее не особо касалось. Будто сидит она в партере и смотрит спектакль с участием доброго здоровяка с соломенными волосами, который вызывает сопереживание и желание, чтобы у него было хорошо, и все же остается ненастоящим, далеким, потому что сидит там, на сцене, а она, Наташа, здесь, в зрительном зале.
Плохо было только то, что дедушка все не появлялся. В голове Наташа перебирала возможные варианты и пыталась себя успокоить, хотя с каждой четвертью часа это получалось все труднее. Выказывать вслух тревогу перед незнакомым почти человеком было неудобно. И Наташа ждала.
К тому моменту, когда Юрий Васильевич заметил ее поглядывание на часы и засобирался, дверь распахнулась, и дедушка предстал перед ними, загадочный и торжествующий, как спецагент, выполнивший невыполнимую миссию. Его похожее на сухофрукт лицо светилось коварной улыбкой победителя — ни дать, ни взять сверг тирана в соседнем государстве или обезвредил ядерную бомбу. И ведь не скажет же!
— Ты где был? — подскочила Наташа и уперла руки в боки, счастливая, что он жив и здоров.
— Военная тайна, — дед зыркнул подозрительно на Юрия Васильевича и, будто что-то вспомнив, поздоровался, сделал вид поприветливее. — А ты и не скучала.
— Кушать будешь?
— Нет.
Юрий встал, пожал деду руку и с глубоким почтением сказал:
— Ольга Петровна говорила, что вам за восемьдесят.
— Девяносто, — подбоченился дедушка.
— И как вам удается такую бодрость духа сохранять?
— Чего духа, и тела бодрость имеется, — с апломбом поправил Василий Иванович и сбросив пальто и шапку, стал демонстрировать свои умения: — Вот отожмусь, хочешь? А в живот пни меня кулаком, давай, не стесняйся. Я и на голове могу. — Закатил свитер, рукав рубашки и похвастался бицепсом.
— Поделитесь, как такую форму сохранить можно? — ахнул Юрий, не догадываясь, на что себя обрекает.
Глаза деда разгорелись, и он мгновенно утянул гостя в свою комнату, как вампир жертву в склеп. Пропали они надолго. Пока Наташа мыла посуду, вытирала тарелки, снова ставила чай и, отхлебывая из чашки, задумчиво изучала свое отражение в оконном стекле, до нее доносилось залихватское «по системе Бубновского вот так и вот так, ну-ка попробуй», «А Поль Брэгг говорил…», «каждый день «Око возрождения» по двадцать раз».
Все было хорошо: чай вкусный; дедушка вернулся, живой, бодрый; в доме царило тепло, котенок игрался, гоняясь за колпачком от ручки; хорошо, что не пришлось возиться с ужином, и в кои-то веки ей подарили столько роз. Красивых и аристократичных.
«Хорошо прошел день принятия», — подумала Наташа и грустно вздохнула.
Чего-то не хватало. До замирания сердца, до невозможности, почти до боли…
Олька, оказывается, заболела. Когда Наташа набрала ее номер, подруга хрипела и откашливалась, жаловалась на высокую температуру. И дочка тоже слегла. Грипп. Так некстати перед праздниками.
— Что тебе принести? Лекарства, витамины есть? — встревожилась Наташа.
— Есть. Апельсины, таблетки, микстуры. А так все, как положено: в носу понос, а в попе насморк, — скрежещущим шепотом сказала Олька. — Алик уже достал заботой… Натусь, не волнуйся. Ты не обиделась на меня, а? За вчерашнее? Я же как лучше хотела… А вышло, как всегда. Ты сама как?
— Ничего. Все в порядке. Юрий приходил.
— Ого! А ты?
— Что я? Ему нужна компаньонка, чтобы варить борщи и играть в карты по вечерам.
— Разве это плохо?
— Нет. Но мне нужна сказка. С рутиной я и сама прекрасно справляюсь.
— Господи, опять о том же! Наташ, но ведь дедушка не вечный, хоть и прикидывается. Сказка! Не бывает сказок. Тебе сколько лет?! — возмущенно просипела Олька.
— В душе еще шестнадцать, — вздохнула Наташа и поспешила попрощаться.