Частенько, когда отец приходил домой, от него попахивало виски, и он рассказывал нам о свиданиях с разными женщинами. По его словам, он подыскивал детям новую мать. Я не представлял себе, кого может привлечь такая роль.
Если отец и был недоволен своей работой в резервации навахо, он никак этого не показывал.
— Большинство этих придурков и задницы своей не найдут без двух карт и компаса, — говорил он, качая головой.
— Может, тебе поискать другую работу?
Он бросал на меня один из своих грозных взглядов:
— Запомни раз и навсегда — мы остаемся тут.
Мне казалось, он не обращает внимания на наш внешний вид, но как-то вечером, когда отец приехал домой на ужин, он несколько минут рассматривал меня с противоположного конца стола. Никого не беспокоило, что очки у меня перемотаны проволокой — отец отказывался покупать мне новые, хоть эти и сломались, — поэтому я знал, что его интересует другое: синяки и царапины у меня на лице и шее.
— Похоже, тебя регулярно бьют, так, парень? — спросил он. — Ну-ка, подойди!
Я стоял, опустив глаза, пока отец ощупывал пальцами мою голову. Он не пытался меня утешить — просто хотел понять, как часто меня избивали.
Надув грудь, он положил ладони мне на плечи.
— Посмотри на меня, — приказал он. — Тебе лучше научиться защищаться, потому что мы отсюда никуда не переедем.
Больше слов не требовалось — я все прочел у него на лице. Как мог сын настоящего чероки быть таким слабаком?
Отец учил меня играть на чужих слабостях и находить выход из любой ситуации. Но не в таких условиях. Парни из трейлеров и индейских хижин жевали табак, курили сигареты, пили виски и успевали обрюхатить по крайней мере одну девицу еще до перехода в старшую школу. Некоторые мальчишки в моем классе были старше меня на год, а то и на два, и росли такими же хулиганами, как когда-то мой отец. По ночам они собирались в банды и дрались с другими за территорию, девушек или виски; порой доходило и до убийств.
Я никак не мог ни напугать их, ни сделать своими друзьями.
За исключением Генри. На третий день в новой школе, за завтраком, когда я сидел в уголке, прикидываясь невидимкой, один из прилично одетых мальчишек-навахо из моего класса встал и подошел ко мне.
— Привет, ты же у нас новенький? Как тебя зовут?
Он был высокий и крепкий, с дружелюбной улыбкой. Еще раньше во дворе я заметил, как все охотно общаются с ним. Похоже, он отлично ладил даже с главными задирами из индейских хижин. И все равно я нервничал. С какой стати ему пытаться подружиться со мной? Мне нечего ему предложить.
— Я Генри, — сказал мальчишка, жестом приглашая меня пересесть к нему за стол.
С тех пор мы вместе ходили на уроки и перебрасывались шутками. Он пригласил меня как-нибудь зайти к нему домой в Уиндоу-Рок. Когда он был рядом, другие оставляли нас в покое.
Но без Генри я чувствовал себя беззащитным. Сэм, мой верный соратник в наших проделках в Гэллапе, в Болотном поселке смирился с участью неудачника и не желал бороться, пытаясь просто выжить.
— По крайней мере, Сэма не бьют, — сказал отец. — Почему ты не можешь дать сдачи? Выбить разок из них дерьмо?
— Они ходят целыми стаями. Бросают в нас пистоны — это еще больней, чем собачьи укусы!
Я поморщился собственной слабости — отцу ведь было все равно.
— Так сделай что-нибудь! Перестань трусить! — рявкнул он, словно это я виноват в том, что меня преследуют.
— Я тебе куплю винтовку, и в следующий раз, когда они тебе попадутся, просто пристрели их!
Я, конечно, не представлял, как превратить мальчишек-навахо в своих друзей, но поубивать их было не самым лучшим решением.
Когда однажды вечером к нам в дверь негромко постучали, я сначала подумал, что ослышался. Но стук повторился. Мы с Сэмом и Салли, сидя на кушетке перед телевизором, переглянулись испуганными глазами. За все время после переезда в Болотный поселок никто к нам не приходил. Я осторожно приоткрыл дверь и увидел улыбающееся лицо пожилой женщины-навахо.
Ничто не могло удивить меня больше. Она была плотная, с седыми волосами, стянутыми в тугой узел, в традиционной индейской юбке из красного бархата и черной блузе, и с большим количеством украшений из бирюзы. Я ее узнал: она жила в ржавом трейлере через улицу от нас.
— Смотрела за вами. Надо моя помощь, — сказала женщина. — Я Эвелин.
Широко улыбаясь, она заглянула в дом через мое плечо.
— Мать где? Почему тут?
Я не сразу стал понимать ее ломаный английский, но с первых мгновений ощутил искреннюю заботу. Ее темно-карие глаза источали больше доброты, чем я когда-нибудь видел.
— Помочь готовить обед.
Она вошла в дом и двинулась в обход по комнатам, словно член семьи.
— Вы делать уроки.
Если есть на свете бог, то именно он послал нам этого ангела. Впервые за долгое время на наше жилище опустился покой.
После этого мы с Сэмом и Салли виделись с Эвелин каждый день.
— Что учить в школа? — спрашивала она.
— Хулиганы меня бьют, а собаки кусают, — отвечал я, показывая дыры на штанах и царапины на лице.
— Я смыть кровь, отогнать собак и хулиганов, — утешала меня Эвелин, улыбаясь.