Блез Паскаль. Творческая биография. Паскаль и русская культура

Но наименьшая в природе величина, переводит разговор французский мыслитель в противоположную плоскость, открывает человеку новую бездну неизмеримости, и в пределах атома можно представить себе с отрицательным знаком бесконечность миров, уходящих в беспредельность небытия. И он так определяет общее положение человека посреди двух неизмеримостей: “Ничто в сравнении с бесконечностью, все в сравнении с ничем – середины между ничем и всем. Он бесконечно удален от понимания крайних пределов, конец и начало вещей неодолимо скрыты от него в непроницаемой тайне: он одинаково не способен видеть ни то ничего, из которого извлечен, ни ту бесконечность, которой он поглощается”. Таким образом, человек навек лишен абсолютного знания или полного неведения и плавает в своем бессилии перед “непроницаемой тайной” и полузнания всего проходящего между “краями”, безутешно пытаясь найти истинное и всеобъемлющее “основание “для построения башни, возвышающейся в бесконечность”: любой фундамент, построенный собственными ограниченными силами человека, трещит, и бездна вновь разверзается под его ногами, ибо “ничто не может укрепить конечное между двумя бесконечностями, которые заключают его в себе и бегут от него”.

Духовная познавательная беспомощность человека перед лицом начал и концов его существования и “ужасающей загадки смерти” (слова Тютчева), неразрешимость самых главных вопросов (вспомним упомянутое выше стихотворение “Вопросы”), его угнетающая затерянность во вселенной – подобный настрой, акцентированный в “Мыслях”, нередко овладевает самим русским поэтом и его лирическим героем, что доходит до использования лексики, близкой к паскалевской. Бесконечность, ничто, пропасть, бездна – эти понятия и образы составляют глубинный метафизический контекст тютчевской поэзии, в котором на какое-то мгновение появляется, “плавает” и исчезает “точка”, “атом”, “тень” человеческой жизни.

Небесный свод, горящий славой звездной,
Таинственно глядит из глубины, —
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены

(“Как океан объемлет шар земной…”)

О “двух беспредельностях”, которые своевольно играют человеком, о его “подвешенном” положении между вечностью и ничто, о “случайности” его существования “на краю” узко земного и вселенского бытия речь заходит во многих стихотворениях Тютчева. Причем подчеркивается удручающая несоизмеримость конечного индивида с бесконечным миром, непреодолимая чуждость “мыслящего тростника” безбрежной, “равнодушной” и “молчаливой” природе. В “бездомной” коперниканской вселенной, размышлял поэт в “осиротевшем мире” мы “покинуты на нас самих”, вынуждены в “борьбе с природой целой” лишь слушать глухие стенания времени “среди всемирного молчанья”, наблюдать, как “бледнеет в сумрачной дали”, истощается на “краю земли” вместе с “нами веком и друзьями” бледный призрак человеческой жизни.

Темы и образы мимолетности и ничтожности человеческого я проходят не только через всю лирику поэта (“нашей мысли оболыценье”, “греза природы”, “злак земной”, “облик дыма”, “тень, бегущая от дыма”), но и вообще глубоко укореняются в его сознании. “Какое такое существо человек”, “как ничтожно все, что относится к человеку”, “какое сновиденье есть жизнь, боже мой, какое сновиденье”, – неоднократно признается он в письмах. “Как мало реален человек, как легко он стирается”, “бесследно все, и так легко не быть”, – повторяется поэтом в стихах. Пространство и время осознаются им как своеобразные формы и границы неполноты и хрупкости испаряющейся “реальности человека”: “Никто, я думаю, не чувствовал себя ничтожнее меня перед лицом этих двух угнетателей и тиранов человечества: времени и пространства…”.

Разрушительная работа (“отвратительное колдовство”) времени выражается в письмах Тютчева, когда он говорит о возрастном изменении (вплоть до неузнаваемости и самоотчуждения) личности, увядания, старении (воспринимаемого в карикатурном свете), разлуке, забвении, ослаблении памяти, уходе из жизни близких людей и т. п. Кажется, что повторяющиеся в жизни ситуации должны длиться вечно, но вдруг наступает мгновение, когда “все рушится, все исчезает, и то, что было так реально, что казалось таким прочным и громадным, как сама земля под ногами, превращается в сон, о котором сохраняется только воспоминание, и воспоминание с трудом его удерживает”.