Ближе, бандерлоги!

В холле сидела Беатрис, вновь упакованная по высшему разряду, в той самой замшевой курточке с роскошной меховой оторочкой и джинсах с вышивкой примерно там, где в старину помещалось шитье на гусарских рейтузах-чикчирах. Выглядела она сущим олицетворением невинности, как будто прошлой ночью у Мазура гостил кто-то другой — ну, женщины это умеют великолепно, независимо от национальности и профессии…

Она отвезла Мазура в то же самое фотоателье, но на сей раз ненадолго скрылась с фотографом в задней комнате. Ждали подольше, чем в прошлый раз. И фотограф, появившись наконец, не только отдал Мазуру проявленную пленку, но и вручил Беатрис пухлый конверт, по размерам как раз подходивший для фотографий среднего размера.

Уже в машине, прежде чем включить зажигание, она сказала с чуточку лукавым видом:

— Только не выдавай меня Питеру, идет? Я попросила, чтобы Матиас сделал и мне комплект снимков…

— Выдать не выдам, — хмыкнул Мазур. — Что, возбуждает?

— Чуточку, — безмятежно сказала Беатрис. — Не вижу тут ничего извращенного. И не говори мне, что мужчин подобные снимочки не интересуют, все равно не поверю… Как, не выдашь?

— Сказал же, не выдам, — усмехнулся Мазур. — Если иные особы и дальше будут ко мне благосклонны…

— Вымогатель и шантажист, — сказала Беатрис без всякого осуждения.

— Бизнесмен, — пожал плечами Мазур.

— Ты на меня запал, бизнесмен?

— А разве на тебя можно не запасть?

— Приятно слышать… Надеюсь, ты не собираешься в меня влюбляться, ни мне, ни тебе это ни к чему…

— Не беспокойся, — сказал Мазур. — Я и забыл, когда в последний раз влюблялся по-настоящему…

«А ведь действительно забыл, подумал он не без некоторой грусти. Подруг хватало, порой не мимолетных, вот и Полина сейчас есть, и ясно уже, что это надолго, — а вот настоящей любви и близко нет…»

— Пожалуй, не врешь, — сказала Беатрис. — У тебя на лицо набежала этакая легкая печаль…

Мазур спохватился: так недолго и из роли выпасть. Постарался придать себе ухарский вид и потянулся к девушке:

— Так когда?

Она деликатно, но решительно отвела его руку:

— Могу сказать одно — непременно. А вот когда… Когда буду свободна от всех дел. Это у тебя, Пит мельком говорил, пара-тройка дней ничем не заняты, а у меня вовсю бурлит рабочая неделя без точно установленного рабочего дня… Сейчас отвезу тебя в отель и снова кинусь в гущу большой политики… точнее того, что здесь именуется большой политикой.

Отъезжая от тротуара, она вновь бросила в зеркальце знакомый уже, быстрый и цепкий взгляд. Ребуса никакого не было: еще по дороге в ателье Мазур заметил неотвязный серый «москвич», а вот ребят Лаврика высмотреть никак не мог — если они и на сей раз висели на хвосте у «хвоста», держались где-то в отдалении…

…Лаврик быстро прохаживался по гостиной, зло поджимая губы, постукивая себя кулаком по ладони. Наконец остановился перед сидящим в кресле Мазуром, сказал сердито:

— Говорили же им умные люди, чтобы отправили семьи в Россию… Они — хорошие ребята, но чересчур уж самонадеянные, считали, что тронуть их не посмеют. Посмели вот… Конечно, тут не просто мелкая пакость, а явная провокация: когда они получат кассету, могут сгоряча натворить дел, что-нибудь разнести, как было с таможнями, морды побить. А наш «социолог» наверняка такой вариант предвидел и приготовил шумный скандал с участием прессы и господ парламентариев. Они давненько уже добиваются, чтобы ОМОН отсюда вывели — порой он «нациков» чувствительно беспокоит…

— А тебе не кажется, что нужно что-то делать? — спросил Мазур…

— Освобождать пленницу?

— Вот именно. Ее ж еще пару дней будут там насиловать, а это все же не случайная жертва — жена нашего офицера…

Лаврик сказал жестко:

— Сам должен понимать: для меня во главе утла стоит успешность операции. Да и для тебя тоже. Все прочее — лирика и эмоции. В конце концов, никого не собираются убивать или резать на куски.

— Значит, не будешь ничего предпринимать?

— Ну почему, — задумчиво сказал Лаврик. — Нельзя в такой ситуации вовсе ничего не предпринимать. Потому что некоторые вещи спускать никому нельзя. — Он смотрел без улыбки, все так же жестко. — И еще потому, что есть зыбкий шанс на этом деле супостатов чуток прижать… хотя я и плохо верю в такую возможность.

— Почему? — спросил Мазур. — Все как на ладони: вот тебе похищение, да с изнасилованием…

— Потому что против нас работают не местные гестаповцы, которым еще учиться и учиться, а заморские профессионалы, — сказал Лаврик. — Я на их месте непременно придумал бы какой-то вариант на случай, если все вскроется раньше, чем они ее отпустят. Наверняка и они… В общем, надо крепенько поломать голову, как устроить так, чтобы и женщину освободить, и тебя не спалить, перевести стрелки на кого-то другого… И прежде чем я такой способ не отыщу, никаких действий не будет. Игры идут суровые, сам прекрасно все понимаешь, не дите малое и не романтик… Но придумать что-то я в темпе постараюсь. Посоветовавшись с Плынником, он знает обстановку даже лучше меня…

— А что с «москвичом»? — спросил Мазур. — Он сегодня опять за нами таскался, как пришитый…