– Ну, изобретать что-либо грандиозное, сражаясь с «русскими хамами», этот пруссачок, вероятно, считает ниже своего достоинства. Мол, по Сеньке и шапка! Он убежден, что мы не способны разгадать его тактических ходов, поскольку находимся в мышеловке. Да и времени изобретать что-то особое у него нет.
Жуков снова нажал кнопку звонка.
– Хозина! – приказал он адъютанту, едва тот отворил дверь.
Через несколько секунд появился Хозин.
– Иди сюда, Михаил Семенович, – приказал Жуков и, обойдя стол, склонился над картой. – Немедленно подготовь указания Федюнинскому о контрударе на случай, если немец попрет отсюда, из района финского Койрова, – он показал пальцем на карте, – в обход высоты. Это первое. Второе: свяжись с Новиковым и предупреди, что в самое ближайшее время может потребоваться массированная бомбежка этого района. Третье. Передашь в штаб Балтфлота и артиллеристам, чтобы были готовы поставить заградительный огонь перед Кискином и Финским Койровом. Понял? Действуй. Через пятнадцать минут доложишь о результатах. Я буду у себя, наверху.
– Вы полагаете, товарищ командующий… – хотел что-то уточнить обстоятельный, неторопливый Хозин, но Жуков прервал его:
– Действуй! Время дорого! Через пятнадцать минут встретимся – все обсудим. Иди!
Если еще несколько минут назад Жуков размышлял вслух, не скрывая своих сомнений, то теперь командующий преобразился – он вновь стал властным, абсолютно убежденным в своей правоте и не терпящим никаких расспросов и тем более возражений.
– Георгий Константинович, Федюнинский сообщил какие-то новости, подтверждающие ваши предположения? – спросил его Жданов, когда Хозин ушел.
– Нет, у него пока тихо.
– Почему же тогда вы столь твердо уверены, что враг пойдет в обход высоты?
– Пойдет, Андрей Александрович, – убежденно сказал Жуков. – Фон Лееб не был бы Леебом, если бы не пошел. Я этого пруссака нюхом на расстоянии чую. Буду у себя наверху! – бросил он, уже открывая дверь. Жданов решил тоже подняться в свой кабинет, тем более что, судя по размеренному стуку метронома, обстрел Смольнинского района прекратился.
Он уже направлялся к двери, когда раздался звонок.
Едва взглянув на телефоны, Жданов сразу определил, что звонит аппарат ВЧ.
С тех пор как Ленинград оказался в блокаде, проложенная по дну Ладожского озера линия междугородной правительственной связи ВЧ стала единственной телефонной линией, связывающей город с Москвой.
Разумеется, были и другие формы связи, и прежде всего прямая телеграфная, тоже проложенная под водой. Но переданные по телеграфу слова запечатлялись в виде мертвых букв на узкой бумажной ленте. И только по телефону ВЧ можно было услышать живой человеческий голос.
Москва теперь стала для ленинградцев и очень близкой, и непостижимо далекой.
Близкой не только потому, что была центром руководства обороной страны, но и потому, что символизировала Советскую Родину, все то, ради чего миллионы советских людей шли на смертный бой.
Географическое же расстояние от Ленинграда до Москвы как бы бесконечно увеличилось. Ленинградцы привыкли к тому, что Москва рядом, «под боком». Засыпая в «Стреле», ленинградец видел в окно перрон Московского вокзала в Ленинграде, утром же оказывался на перроне Ленинградского вокзала в Москве. Теперь же добираться из блокированного Ленинграда до столицы было труднее и опаснее, чем в мирное время до льдов Арктики…
Возможность услышать по телефону живой голос находящегося в Москве человека стала для сотен тысяч ленинградцев недоступной роскошью. И хотя Жданов не входил в их число, поскольку разговаривал с Москвой иногда по нескольку раз в день, с тех пор как Ленинград оказался в блокаде, звонок аппарата ВЧ каждый раз вызывал в нем безотчетное чувство тревоги и радостного волнения.
Он поспешно снял трубку и назвал себя.
– Ты что, уже сидишь на месте Жукова? – раздался в трубке голос, который Жданов мог бы узнать по первому произнесенному слову.
Отлично изучивший все интонации этого голоса, Жданов сразу понял, что Сталин шутит, и тем не менее ответил серьезно и сдержанно:
– Жуков только что отправился наверх, в свой кабинет, товарищ Сталин. Я сейчас скажу, чтобы аппарат переключили.
– Не надо. Как дела на фронте? Положение на вчерашний день я знаю. Что нового на сегодня?
– Особых перемен нет, если не считать, что немцы вот уже два часа обстреливают и бомбят город.
– Много жертв?
– Еще нет точных сведений, налет не кончился. Но жертв, конечно, много. Что касается положения на фронте, то противник пока на прежних рубежах. Однако, по мнению Жукова, противник с часу на час предпримет попытку нового штурма.
– Так думает товарищ Жуков. А как думает товарищ Жданов?
– Полагаю, что командующий прав, – после короткой паузы ответил Жданов. – Эта ожесточенная бомбежка не случайна.
– Так… – проговорил Сталин. – Минуту. Сейчас возьму карту вашего фронта.
Теперь, когда в трубке не звучал человеческий голос, можно было услышать ровный, негромко гудящий фон, точно эхо всех ветров вселенной тревожным гулом отдавалось в мембране.