Блокада. Книга 4

А Федор Васильевич, наверное, решил, что мое «нет» относится к словам о постели жены, потому что тотчас поспешно сказал:

– Может, вам будет удобнее в комнате Толи? Да, да, конечно, – повторил он, радуясь, что ему пришла в голову эта мысль. – Вы будете спать в комнате Толи. И больше я ничего не хочу слушать!

Он помог мне подняться с кресла и, слегка подталкивая, повел по коридору, потом открыл какую-то дверь и, включив свет, сказал: «Вот здесь жил Толя…»

Несколько мгновений я, стоя в дверях, оглядывала комнату. Бросилась в глаза аккуратно застеленная кровать. Угол одеяла в белом пододеяльнике был откинут, на большой подушке лежала маленькая «думка» в голубой с кружевными оборками наволочке.

Заметив мой взгляд, Федор Васильевич тихо проговорил:

– Мать перед отъездом приготовила. На случай, если он вернется. Чтобы сразу мог лечь спать. Она всегда сама стелила ему на ночь…

Голос его дрогнул. Но он взял себя в руки.

Потоптался на месте и виновато сказал:

– К сожалению, не могу предложить вам принять ванну. Нет дров, чтобы затопить колонку. Устраивайтесь. Я сейчас принесу вам халат.

И вышел из комнаты.

«Зачем, зачем я осталась? – подумала я. – Ведь я нужна там, в госпитале!..»

Но глаза мои слипались…

«Побуду до утра, – сказала я себе, – прилягу не раздеваясь, потом первым трамваем уеду».

Вернулся Федор Васильевич с длинным стеганым розовым халатом в руках.

– Вот, – сказал он, – это любимый халат Маши… Марии Антоновны, – строго поправился он, точно осуждая себя за сентиментальность. – А теперь спать. Ложитесь и спите!

Направился к двери, но остановился и, обернувшись, проговорил:

– Вера, вы слышали, ходят слухи, что блокада со дня на день будет прорвана?.. Я вдруг подумал… Ведь вы работаете в госпитале. Туда поступают раненые с фронта… словом, может быть, у вас есть более точные сведения?..

– Идут ожесточенные бои, – ответила я.

Я сказала то, что не раз повторялось у нас в госпитале на политинформациях, – те самые слова, которыми нам приказано было отвечать на расспросы о положении на фронте, не называя ни мест боев, ни номеров частей, известных нам от раненых.

И тут же мне стало как-то неловко. Зачем я отделалась общей фразой? Разве такого ответа ждал от меня этот старый и умный человек? Разве, идя сюда, я не хотела поделиться с ним своими надеждами?

– Федор Васильевич, – решительно произнесла я, – идут ожесточенные бои на Невском плацдарме. Наши войска и пятьдесят четвертая армия должны со дня на день соединиться.

И без того прямо державшийся Федор Васильевич распрямился еще больше, глаза его оживились, он сделал несколько поспешных шагов ко мне, повторяя:

– Где, вы сказали, где?!

– На левом берегу Невы. Примерно в районе Синявина.

– Синявина? – переспросил он, морща лоб, видимо напряженно стараясь вспомнить, где находится этот населенный пункт.

Но я знала о тех местах только по рассказам раненых.

– Это южнее Ладоги, Федор Васильевич. Наши хотят прорвать кольцо. С одной стороны наступают ленинградцы, с другой – пятьдесят четвертая армия.

– Да, да, понимаю, – точно в забытьи повторил Федор Васильевич. Потом вдруг улыбнулся и воскликнул: – Но ведь это прекрасно! – Задумался на мгновение, сказал: – Подождите! – и почти выбежал из комнаты.

Через минуту он снова вернулся с толстой книгой в руках. Это был том Большой Советской Энциклопедии.

Федор Васильевич присел на край кровати, положил книгу на колени и стал торопливо листать ее, бормоча:

– Эл… эл… Ленинград… Ленинградская область… Тут должна быть карта… Вот, нашел! Смотрите! Ну, смотрите! Ищите, где тут это Синявино!.. Я не могу разобрать проклятый мелкий шрифт!

Я села рядом, взяла на колени книгу и стала вглядываться в карту.

Нервное возбуждение, охватившее Федора Васильевича, передалось и мне. Волнуясь, я читала надписи на карте.

И вдруг неожиданно для самой себя громко воскликнула:

– Синявино! Вот! Нашла!

Федор Васильевич буквально вырвал из моих рук тяжелую книгу.

– Где, где?! – спрашивал он, стараясь разглядеть мелким шрифтом напечатанное название.

– Смотрите, – сказала я, – вот Ладожское озеро. Вот Шлиссельбург. А тут, – я провела ногтем короткую линию от Шлиссельбурга на юг, – Синявино! А еще ниже – Мга. Теперь видите?

– Да, да, теперь я вижу… – кивнул Федор Васильевич, не отрывая глаз от карты. – Значит, здесь…

– А вот тут, к западу от Синявина, почти рядом, на правом берегу Невы – Невская Дубровка. Нашим удалось переправиться на левый берег, занятый немцами. Вот здесь и идут бои.

Федор Васильевич молча следил за движением моего пальца.

Потом захлопнул книгу и спросил дрожащим от волнения голосом:

– И… и все происходит… успешно? Да? Вы точно знаете?..

Что я могла ответить ему? Я знала, что там, на Невском «пятачке», идут очень тяжелые бои. Но, как и все в нашем госпитале, была уверена, что в ближайшие дни блокада будет прорвана.

Поэтому я твердо сказала:

– Да, Федор Васильевич! Нам недолго осталось ждать.

Он молча кивнул, схватил свою энциклопедию и вышел из комнаты.