Боевыми курсами. Записки подводника

25 ноября 1942 года мы вышли в боевой поход. Нам предстояло действовать в мелководном Каркинитском заливе, уже известном читателю по описанию артобстрела Перекопа. В море штормило, и, когда мы выходили из Потийского порта, подводную лодку сильно качало и, казалось, так и норовило бросить на камни волнолома.

Благополучно выйдя из Поти, всю ночь мы шли над водой под двумя дизелями. Шторм крепчал, подводную лодку резко бросало с одного борта на другой, огромные волны гуляли по палубе и накрывали верхнюю вахту с головой. Утром, как обычно, погрузившись под воду, мы весь день спокойно шли под электромоторами. Ничто не предвещало неудачи.

Всплыв в вечерние сумерки на траверзе мыса Синоп, мы запустили дизели: левый — на продувание главного балласта, а правый дизель должен был работать на винт. Должен, однако не работал… Я обратил внимание на заминку и уже собирался обрушить командирский гнев на нерадивую вахту, как вдруг услышал просто немыслимый доклад инженера-механика:

— Заклинило правую линию вала.

— Как заклинило? — возмущенно выдохнул я. — В открытом море, и заклинило. Да вы что, Григорий Никифорович?! Я вас не понимаю!..

— Сам удивлен, товарищ командир, — искренне посетовал Шлопаков, — но это абсолютно точно — под правый винт попал посторонний предмет.

«Что же делать? — схватился я за голову, мысли скакали одна за другой, путались, я не мог сосредоточиться… — Спускать кого-либо за борт для осмотра винта невозможно — это верная гибель. И дальше идти с одним дизелем нельзя. Неужели придется возвращаться? Вот незадача…»

Я дал радиограмму командиру бригады и вскоре получил приказ возвратиться в базу. Мы повернули обратно и под одним (левым) дизелем пошли в Поти.

Настроение было у всех хуже «губернаторского», особенно сокрушался инженер-механик: ответственный поход — и вдруг такой казус! Всем было ясно, что он тут ни при чем. Но тем не менее он очень переживал из-за этой никому не понятной аварийной ситуации.

Я был разъярен, не терпелось как можно быстрее оказаться в доке и самому разобраться в неполадке. Когда подходили к брекватеру, кроме ярости меня стала разбирать досада от предчувствия того, как сейчас будут смотреть товарищи, которые проводили нас два дня назад. От этой мысли мне стало еще совестней, хотя моей вины в этом, как понимаете, не было. Когда подводная лодка вошла в бухту и приблизилась к плавбазе, я немного успокоился: народу на борту «Волги» было немного. Но затем произошло событие, которое окончательно вывело меня из себя.

Пока мы швартовались, с борта плавбазы для членов экипажа нашей подводной лодки выкрикивали важные сообщения: кого-то вызывали в штаб бригады, минера Егорова просили сразу подготовить торпеды к выгрузке, а штурман «С-33» Н. Девятко сообщил Шепатковскому о рождении сына.

И вдруг кто-то выкрикнул:

— Мичмана Карпова жена вызывает, срочно!..

— Что за жена? Черт возьми, это что творится?! — Тут я, что называется, закипел: дыхание перехватило, кровь прилила к голове, мой рассудок помутился от гнева, не своим голосом я закричал: — Никого с корабля не отпускать! Мичмана Карпова на мостик! Немедленно!!! Совсем с ума посходили, скоро о нашем прибытии будут знать все торговки на базаре! Где-е Ка-арпов?!

Когда мичман ни жив ни мертв поднялся на мостик и как каменный встал передо мной по стойке «смирно», я, честно говоря, с трудом сдержался от рукоприкладства. Сейчас мне стыдно вспоминать, как при верхней вахте и любопытных наблюдателях с плавбазы я честил обмершего Карпова, но в тот момент беспощадный гнев затмил мой разум: я без остановки ругал мичмана и выпытывал у него, как его жена могла узнать о нашем прибытии, и почему она имела наглость требовать сойти с подводной лодки, и когда, наконец, он приструнит свою непутевую жену. Ничего не понимающий Карпов стоял, хлопал широко открытыми глазами и, не в состоянии произнести ни слова, лишь изредка пытался вставить в мою скороговорку бестолковые междометия. Свою сокрушительную речь я закончил опрометчивым обещанием сразу же подать дело к рассмотрению в особый отдел, а Карпова отдать под трибунал.

Позже стало известно, что жена мичмана находилась в непристойной связи с шифровальщиком бригады и после похода собиралась разорвать отношения с Карповым, для чего и хотела срочно с ним переговорить. Так что его оставалось только пожалеть: сколько напастей навалилось на него в тот день. Позже я все-таки извинился перед мичманом…

Наконец нас поставили в плавучий док, и что же? Между кронштейном гребного вала и правым винтом обнаружили загнутый волнами стальной лист легкого корпуса. Подобные ситуации, к сожалению, случались нередко. Зимой в штормовую погоду, возвратившись из похода, мы часто недосчитывались стальных листов верхней палубы, а иногда — даже дверей в ограждении боевой рубки!