Бог Солнца в поисках... суррогатной матери (ЛП)

«Может даже не просто видел». Он бы все отдал, чтобы вспомнить ту ночь. Днём и ночью его преследовали невероятные образы: обнаженная Пенелопа, ее тело под ним блестит от пота, он входит в ее влажное лоно, его окутывает ее запах и жар, пока она стонет.

Ее жар был равен его… такого он никогда не ощущал. И был одержим желанием вновь увидеть Пенелопу обнаженной.

Кинич начал возбуждаться.

Проклятье

— Успокойся.

В любом случае, как только он доберется до Симил, придушит за ее проделки. Глупая богиня. Секс со смертными и рождение ребенка далеко не развлечение… ладно, секс может и развлечение, но не продолжение рода. Определенно.

Слава Богу, Пенелопа не забеременела. И дело не в неуверенности Кинича, занимались они сексом или нет, но она сняла нефрит на следующее утро. И чтобы уж быть честным, он ничего не имел против детей.

На самом деле, он был бы рад стать отцом. Этого, как и нескольких других аспектов жизни людей, боги были лишены. Но желания и пристрастия Кинича не обсуждались, и дело свелось к одной простой истине: для вселенной необходимо равновесие. К чему Кинич постоянно стремился. Без равновесия жизни бы не было.

Такова была его вера, и ему нужно лишь посмотреть вокруг, чтобы увидеть доказательства: смена времен года, заказ еды, закон Ньютона о действии. Каждое из которого имеет равное противодействие.

Равновесие.

Значит, что для каждого Пиеля вселенная создаст противовес — что-то опасное и злое. И в последнее время, зло очень активно. Мааскабы оттачивали навыки, расширяя сферы действий. Если им дать власть хотя бы на секунду, они отправят вселенную в шторм саморазрушения.

Не в мою чертову смену. Даже ради… нее.

Нет. Он не станет отрицать, что хотел Пенелопу или то, что хотел понять, что вызвало эту непреодолимую тягу к смертной. Но до завершения войны еще далеко, и он это понимал.

Смертные есть смертные. Боги сами по себе. Таков естественный порядок.

«Но, тем не менее, ты не можешь отрицать желаемого… необходимого, лишь еще раз… или в первый раз вкусить ее».

Он уложил Пенелопу на толстый, кремового цвета ковер рядом с кроватью и начал снимать с нее ботинки. Теплые и неуклюжие на меховой подкладке. Он практически ожидал, что на ней будут шерстяные носки, но стянув ботинки, он увидел, что на ней не было вообще носок. А ее маленькие, босые пальчики окоченели.

Он положил обе руки на ее ножку и направил в каждую клетку тепло. Циркуляция крови быстро восстановилась.

Кинич продолжил растирать ее пальчики, замечая, что на ногтях лак розового оттенка.

Хммм. Какое же тогда у нее нижнее белье? Такого же цвета?

Он посмотрел на безмятежное выражение лица Пенелопы. Она выглядела потрясающе, темные волосы веером рассыпались по полу, а ее розовые губы в форме сердца… он никогда не сможет забыть вкус и их шелковистость. Кинич задумался, каково было бы почувствовать их прикосновение к его пульсирующему, напряженному…

— Ник! Что, по-твоему, ты делаешь с этой девушкой? И что случилось с твоей одеждой?

Позади него стояла Хелена, уперев один кулак в бедро. Ее золотистые волосы были собраны в высокий хвост, а в голубых глазах появились черные полосы.

Она была зла.

А учитывая, что она жена самого могущественного и пугающего бывшего вампира за все время существования — Никколо ДиКонти — она та еще штучка. Слава Богам, что Никколо и Хелена его хорошие друзья.

Кинич встал и посмотрел на свой приз, на Пенелопу.

— Моя одежда мирно лежит в номере в отеле. Что касается ее, я собирался ее искупать. Потом, может, растереть ароматическими маслами.

— О нет. Я не дам тебе воспользоваться бессознательной девочкой. Не в моем доме, — выдавила она.

Кинич заворчал:

— Она уже далеко не девочка, и я собирался вести себя, как джентльмен.

Ну, в каком-то роде

Хелена погрозила ему пальцем.

— Угу. Если она не написала заявление, что ты являешься ее законным представителем и личным банщиком, ты к ней не прикоснешься. Что вообще произошло? Она ранена? Лучше бы нет.

— На нее напали, но не ранили. Я подумал, что ей лучше отдохнуть и отключил ее. Она проспит час… А может двадцать, не знаю. Я немного увлекся.

— Мне не нравится, как все это звучит. Кто на нее напал?

Кинич не хотел смотреть на Хелену, говоря это слово, поэтому он сосредоточился на потолке.

— Мааскаб.

— Хрена себе! — Хелена накрыла рот ладонью, а затем зашептала. — Мааскаб? Здесь, в Нью-Йорк?

Кинич кивнул.

— Никколо знает?

— Пока нет, — ответил он. — Хотел позвонить ему сразу после того, как позаботился бы о Пенелопе, чем мне не терпится заняться. Так что, если ты не против…

— Ох, нет, сеньор! Я сама ей займусь, а ты иди звонить Генералу. Прямо сейчас!

Схватив Кинича за локоть, Хелена выпроводила его за дверь.

— Воспользуйся телефоном в кабинете. Быстрый набор на цифре три.

— Но…

— Хватит вести себя так, словно у тебя игрушку отобрали, великовозрастный мальчишка.

Но именно так он себя и чувствовал. Кинич зарычал.

— Ладно, но не кусать ее.

— Выйди! Я справлюсь.