– Зажгитесь для меня, пожалуйста, – тихо произнесла Морриган, обращаясь к камню.
Ответ был мощным и мгновенным. Зашипела энергия, вливаясь в камень из ее ладони, и Морриган почувствовала, что кристаллы светятся, как счастливые дети, выбежавшие поиграть на переменке. И не успела она открыть глаза и обернуться, как толпа ахнула, тем самым сказав Морриган все, что та хотела знать. Она вздернула подбородок, постаралась придать лицу выражение божественного спокойствия и повернулась к ним. На этот раз она уже понимала, что все будут на нее таращиться. Ну ладно. Ладно. «Надо просто представить себе, что я на сцене». Она перешла на дыхание через диафрагму, как делала на сцене в старших классах, и целенаправленно обыграла свой новый титул:
– Я подумала, что могу принести к обеду немного света.
Морриган с удовольствием заметила на лицах Шайлы и Перта совершенно одинаковое выражение шока. Они стояли, задрав голову, вместе со всеми, кроме Биркиты и женщин из комнаты-зала (которые сидели за столами меньшего размера), и смотрели, как причудливыми звездами переливаются и блестят селенитовые кристаллы на потолке, высоко над их головой. Когда она вернулась на свое место, шепоток вокруг нее уже стих, а лица стали менее любопытными и более почтительными.
– Я показала им, – на одном дыхании сказала она Бирките и удивилась, что та посмотрела на нее с грустью. Точно таким молчаливым и задумчивым взглядом смотрела на Морриган бабушка, когда она чем-то огорчала: забывала поблагодарить или попрощаться или смеялась над чьей-то неловкостью. Морриган почувствовала себя так, словно ее только что отчитали, и удивилась, почему бы это. Шайла явно обидела Биркиту. На самом деле, чем больше Морриган наблюдала за этой «царственной» парой, тем больше замечала, с какой надменностью они с Пертом вели себя. Они практически не разговаривали и никого не замечали – только жестом приказывали принести еще еды и напитков. И держались обособленно ото всех, даже от них с Биркитой, сидящих ближе других. Возобновившиеся разговоры, казалось, их не интересовали, и Морриган представила себе, что эта пара отделилась от остальных прозрачной ледяной стеной. Очевидно, их уважали, но что-то подсказывало Морриган, что не любили. Так с какой стати она должна чувствовать свою вину за то, что поставила их на место? Она не должна была так поступать. Лучше бы она этого не делала. Лучше бы просто ела свой ужин и…
Морриган осознала, что за ней холодными голубыми глазами наблюдает Шайла. От пристального взгляда хозяйки Сидеты Морриган стало не по себе, мурашки побежали по коже. Морриган заставила себя дружелюбно улыбнуться.
– Вы кажетесь мне очень знакомой, – как бы невзначай произнесла Шайла, хотя ее острый взгляд контрастировал с обыденным тоном. – Вы, случайно, не обучались в храме Изящных Искусств?
– Моя супруга там училась. Сидетцы обычно так надолго не уезжают, но Шайла необычная женщина. Как и наша дочь, Гилли, которая, следуя по стопам матери, уже третий год там занимается, – пояснил Перт. Он ласково похлопал жену по руке, что могло бы показаться выражением нежности, если бы Морриган в этот момент не смотрела в глаза Шайле и не видела промелькнувшее на ее красивом лице отвращение.
– Мм, нет. Я никогда не обучалась в храме Изящных Искусств, – сказала она, думая о том, что на самом деле стояло за этим браком (хотя это было совершенно не ее дело). И потом торопливо добавила: – Но я от души поздравляю вас с полученным там образованием. – «Что бы это ни означало».
– Вы, конечно, не из Сидеты, но, может, раньше заезжали в наши пещеры? – спросила Шайла. И легким движением освободила руку из-под руки мужа.
– Нет. Никогда раньше я не бывала здесь. – Морриган украдкой глянула на Биркиту, но пожилая женщина избегала смотреть ей в глаза. Но Биркита же рассказала людям, что Морриган появилась из валуна, так ведь? Морриган не хотелось объяснять, что она из другого мира, но притворяться, что просто вошла в пещеру через входную дверь, она тоже не собиралась. Черт! Она даже не знает, есть ли здесь входная дверь.
– Странно, что вы кажетесь мне такой знакомой… – Шайла не договорила и вернулась к еде, но Морриган чувствовала, что она продолжает на нее поглядывать.
– Они мне не нравятся. У меня от них мурашки по коже, – прошептала она Бирките, глазами показав на Перта и Шайлу. Пожилая женщина побледнела, и тогда Морриган сказала более веселым тоном: – Но Брина мне нравится, – и стащила для рыси со стола нечто, на вкус и с виду напоминающее жареного цыпленка.
Казалось, Биркита испытала облегчение от смены темы, и Морриган призналась самой себе, что ей тоже приятно было это сделать. Поедая своего цыпленка, Биркита сказала: