Бой вечен

Крис не была дворянкой и не знала, что такое военное дворянство. Единственный дворянин, которого она знала до этого – носил черный шарф, обожал злобные проделки и едва удерживался от того, чтобы не вылететь из Кембриджа, где учился. В ее понимании – дворянство превратилось в некий анахронизм, игру для больших мальчиков, где все называют друг друга как-то по-дурацки и выполняют не менее дурацкие, ничего не значащие ритуалы для того, чтобы подчеркнуть свою мнимую исключительность. В Британии испокон века отношение к любым чудакам очень толерантное. Но она и представить себе не могла, что существует другое дворянство.

Она прекрасно понимала, что движет этим человеком, потому что то же самое двигало ее рано погибшим отцом. Долг, долг и еще раз долг, эти четыре буквы определяли всю жизнь таких людей, придавали ей цельность и осмысленность. Долг заставлял таких людей совершать поступки, которые в любом другом случае являлись бы преступлениями – но в этом были только исполнением приказа. Вера в праведность того, что делаешь, в необходимость этого для страны помогала таким людям не сойти с ума и оставаться таким, как есть.

Мать Кристины вышла замуж вторично. Ее отчим, какой-то специалист по инвестициям, быстро показал, каким мужчина быть не должен. Он зарабатывал деньги – но деньги были еще не всем в жизни – и Крис хорошо понимала, почему родители ругаются. Наверное, даже мать этого до конца не понимала – а она понимала.

В своей сумочке потом она обнаружила десять купюр по тысяче рейхсмарок. Она не брала эти деньги, и как там они оказались – она не знала. Помимо всего прочего, этот русский дворянин оказался и виртуозным карманником, правда, он не вытащил деньги из ее сумочки, а положил их туда. Этакий карманник наоборот.

Она не могла об этом думать. Но и не думать – тоже не могла.

Милан…

Поезд подходил к Центральному вокзалу, который в Милане так и назывался «Централе». Это был центральный вокзал для всей Италии, он был центром национальных железных дорог. Отсюда тянулись железнодорожные ветки по всему «сапожку», и именно отсюда, а не из Рима, можно было уехать поездом в любую страну Европы. Если ты ехал поездом из Рима – то ты брал билет сначала до Милана, а здесь пересаживался на один из трансъевропейских экспрессов, идущих в Берлин, Женеву, Париж, Варшаву, Санкт-Петербург, Москву[117]. Сейчас они были у самого вокзала, поезд замедлял ход. Рельсы двоились, троились, разбегались в разные стороны, сверхсовременный обтекаемый вагон жестко подрагивал на стыках…

Централе показался Крис просто огромным – он был больше, чем вокзал Ватерлоо, самый загруженный вокзал Лондона. Выстроенный по образцу и подобию Центрального вокзала в Нью-Йорке, Централе имел двадцать четыре платформы, в основном расположенные под землей плюс еще те, с которых ходили pendolini, электрички. Купол, накрывавший железнодорожные пути, был просто чудовищного размера: триста сорок один метр в длину, тридцать шесть метров в высоту. Правда, итальянская суматошность заявляла о себе и здесь – в виде постоянных криков через несколько платформ, ругающихся носильщиков с тележками, водителей такси, которые начинали приставать к тебе прямо на выходе из вагона, и табло, на котором как минимум половина поездов числилась in ritardo, опаздывающей. В Италии никогда ничего не делалось вовремя, а часто – и не делалось вовсе, пока не припрет – поезда ходили вовремя только при немцах. Однако жить здесь умели.

Крис, едва вышедшую, из поезда осадили таксисты, bella signorina и ragazza неслось со всех сторон. Она выбрала на ее взгляд самого благонамеренного на вид и ошиблась – этот жгучий брюнет оказался не итальянцем, а цыганом, сбрившим усы. На юге цыганам не давала жить Коза Ностра – а вот здесь их было более чем достаточно. Они пошли к выходу, сопровождаемые завистливым и разочарованным свистом других таксистов. Цыган-таксист вытащил ее из толпы и уверенно повел за собой.

Они вышли на площадь Герцога Аосты, Duca d'Aosta, там было отведено специальное место для такси, но парковались там все, кто имел какие-то основания не опасаться полиции или парковочных контролеров. Цыган подвел ее к своему маленькому, но юркому и с довольно мощным мотором «Чиквиченто». Правого переднего сиденья не было совсем, вместо него было место для багажа, задние сиденья были максимально сдвинуты назад. В сущности, такой тип такси был популярен в Латинской Америке, только там их делали на базе «Фольксвагена Жука». В Европе такие такси не прижились, но только потому, что большинство европейцев были снобами и предпочитали постоять в пробках, нежели ехать на такой маленькой, дамской машине. На самом деле – для Милана, как и для всех крупных городов, страдающих от пробок, такое такси было едва ли не идеальным: четыре метра длина и форсированный, девяностосильный двигатель.

– Куда едем, синьорина? – осведомился таксист, включая счетчик.

– Я… не знаю. Где у вас производят… recordo, я правильно произношу?

– Записи, синьорина?

– Ну, да. Записи… кто где родился, женился, умер… понимаете?