Борьба за мир

Мы, как старые солдаты, — с легкой руки Рокоссовского Анатолий Васильевич в разговоре теперь всегда подчеркивал: «Мы, старые солдаты», что очень не нравилось Нине Васильевне, особенно «старые». — Мы старые солдаты и должны иметь волю — не нервничать, — это он сказал по адресу Пароходова, но тот все равно то и дело вскакивал из-за стола и вскрикивал:

Ох ты! Долго в напряжении стоит армия. Долго! Мы как откупоренное вино: оно может перестояться и превратиться в уксус. Знаете об этом?

Анатолий Васильевич хотел было сказать: «Мы, старые солдаты», — но, глянув в окно, встревоженно произнес:

Маршал! — и кинулся на выход.

Нина Васильевна поднялась из-за стола и, обращаясь к Николаю Кораблеву, сказала:

Пойдемте сюда, — и увела его за перегородку, усадив тут на стул, а сама села на кровать.

Маршала Николай Кораблев до этого знал только по портретам в газетах. По портретам в газетах он казался огромного роста, широкоплеч, а вот тут, через щель перегородки, он увидел, что маршал совсем небольшого роста. Губы у него толстоватые, а в уголках губ какие-то жесткие черточки, которые он, видимо, намеренно скрывал улыбкой. Лоб высокий, выпуклый.

Маршал привез с собой генерала Купцианова, командующего соседней армией, того самого Купцианова, которого почему-то недолюбливал Анатолий Васильевич. Анатолий Васильевич знал, что Купцианов в молодости носил русскую фамилию Купцов, а потом через печать изменил на Купцианов, что теперь он у себя в армии живет на широкую ногу: у него целый штат прислуги — девушки в беленьких фартучках, винный погребок, десятка полтора автомашин, что он возит с собой даже ванну. В этом как будто ничего особенного не было, но Анатолий Васильевич сам жил почти по-солдатски и осуждал всякую «роскошь».

Войдя в комнату, маршал отвесил общий поклон и, видя, что генералы гораздо выше его ростом, торопливо предложил всем сесть, в том числе Анатолию Васильевичу, который, не зная, что делать, топтался около стола.

Садитесь, генерал, — сказал маршал.

Но Анатолий Васильевич все еще не понимал того, что маршалу неудобно говорить с подчиненными, глядя на них снизу вверх, и только когда тот вторично потянул его за руку, сказав: «Садитесь же», — он сел.

Следом за маршалом вошел Купцианов, с иголочки одетый, подтянутый и даже напудренный. Прищелкнув каблуками, он тоже отвесил общий поклон, роняя голову на грудь и быстро вскидывая ее.

Садитесь, генерал. В ногах правды нет, — кинул маршал и затем, обращаясь ко всем, сказал: — А кстати, знаете, это откуда — «в ногах правды нет»?

Анатолий Васильевич знал, но не пожелал отвечать первым. Купцианов же, глубоко задумавшись, ответил:

Очевидно, в этом скрыта какая-то народная мудрость.

Мудрость-то есть, но вы ее не знаете, генерал. Дело в том, — поворачиваясь ко всем и поблескивая глазами, проговорил маршал, — дело в том, что когда-то допрашивали просто: били по пяткам, и подсудимый говорил абсолютно все, что надо было следователю. Отсюда — в ногах правды нет. Так, генерал Купцианов?

Слушаюсь! — ответил тот, чуть приподнимаясь со стула.

Дверь снова отворилась, и на пороге показался Рокоссовский.

Лицо у него было усталое и, очевидно от бессонницы, желтое, но глаза все такие же, с поволокой. Непринужденно поздоровавшись с маршалом, он, соблюдая воинскую субординацию, чуточку постоял и, когда маршал кивнул ему, сел против Анатолия Васильевича, говоря:

Ну как, старый солдат, воюем?

Анатолий Васильевич, как бы не слыша, не ответил, чувствуя только одно, что эти люди приехали к нему неспроста, что им надо что-то «выколотить», на что-то склонить его. И Анатолий Васильевич внимательно посмотрел на маршала. Тот, играя улыбкой, смотрел на Рокоссовского, а Рокоссовский снова заговорил:

Скучаете, Анатолий Васильевич? А нам жарко. Но указания партии выполнили. Великая это честь — быть исполнителем воли партии.

Честь-то честью, да ведь нужно уменье, чтобы выполнить волю партии… Так что не прибедняйтесь, товарищ командующий фронтом, — тоненько заметил Анатолий Васильевич, все думая о том, зачем они приехали.

Наступила минутная тишина… И вдруг поднялся маршал. Он пробежался по комнате, затем остановился перед Анатолием Васильевичем и сказал:

В ближайшие дни, а может быть, часы, двинемся всем фронтом. Вам, товарищ генерал, такое задание: генерал Купцианов прорвет оборону, ваша армия двинется за ним. По пятам.

Вот скорее бы, а то застоялись! — воскликнул Пароходов.

Анатолий Васильевич подумал:

«Хорошо. Значит, Купцианов прорывает, а мы в прорыв хлынем. Хоро…» — но он даже про себя не досказал это слово: какая-то еще не совсем ясная тревога охватила его, и он, бледнея, посмотрел на маршала, а тот добавил:

Две дивизии, пятая и седьмая, переходят в полное распоряжение генерала Купцианова.