Вскоре на камне снова появилась женская головка. Она приняла суровое выражение, брови ее нахмурились, губы зашевелились. Но вот она пропала. От камня пошел какой-то голубой блеск, какое-то бледное сияние поднялось кверху, и я увидел в нем просвечивавшую женскую фигуру в странной одежде. Лицо ее было прекрасно. В комнате стало душно: казалось, от видения шел сильный зной; дышать было нечем.
Видение заговорило, но я разобрал только слова: «туаи… анх… туаи… анх…» — и погрузился в дремотное состояние, успев, однако, вынуть браслет из стакана.
Я очнулся не скоро.
Скользнув взглядом по письменному столу, я взглянул на браслет. Он был таким же, каким я купил его у Пильмана, только в середине камня виднелось розовое пятнышко. Оно приходилось как раз на том месте, где была щека появившегося на камне лица.
«Это Бог знает что такое. Лучше оставить браслет и лечь спать».
Повторяя слова «туаи… анх… туаи… анх», я быстро разделся и лег.
— На другой день я отправился к знакомому профессору-египтологу.
Он перевел мне часть надписи, но многие знаки были и для него непонятны.
— Это какие-то незнакомые мне слова — иероглифы древнего, неизвестного нам языка; по-египетски они произносятся так, а что они значат — этого я вам сказать не могу.
Я записал все слова, как их произносил мой ученый знакомый, и пошел в Пильману, чтобы спросить его, не знает ли он чего-нибудь еще про браслет и надписи. Мне хотелось также узнать, чем он объясняет все связанные с нагреванием браслета явление.
Пильман выслушал меня очень внимательно и, когда в рассказе своем я дошел до появления света из браслета и в нем — женской фигуры, он посмотрел на меня как-то странно и перебил меня насмешливым тоном:
— Ты был вечером у знакомого, говоришь ты? Да, многое может случиться после беседы за ужином, господин. Запах браслета и я чувствовал, видел также лицо девушки на камне, но то, что ты мне рассказываешь, это не то, что я видел. Правда, я не грел браслет, а ты его грел, да еще ночью, да чертил заклинание, — а ведь это все равно: произносить их или чертить. Странную вещь ты мне рассказал, господин. Жена говорила мне что-то похожее на то, что ты сейчас рассказал, но я ей не верил, — думал, что она это во сне видела. Ты знаешь, господин, женщин: им всякая глупость во сне видится. Ну, а ты — это другое дело… Да, да, интересный браслет. Но как узнать, почему является девушка — сказать трудно. Прочел ли ты надпись, господин?
— Часть надписи мне перевели, а часть — нет. Написаны какие-то слова, смысл которых совершенно непонятен.
— Что тебе перевели?
— Перевели: «Приди, сестра, зовет Готек», — а дальше что-то уже совсем непонятное, нельзя перевести.
— Дальше нечего и переводить — я понял, господин. Непонятные слова — это заклинание на каком-нибудь древнем египетском наречии… Знаешь, что я тебе скажу: отдай мне браслет обратно — я верну тебе деньги; и то про Пильмана говорят, что он заговаривает покупателей и заставляет их брать всякую дрянь, а тут заговорят и не знаю что… Не хочешь? Дело твое. А если хочешь добраться до смысла браслета и надписи, то надо тебе, господин, по-моему, вот что сделать: поезжай туда, где сделан браслет. А скажи, зачем тебе знать смысл надписи, господин? Интересно? Да. Не всякий может добраться до смысла и простых вещей, господин, а ты хочешь разгадать неизвестное. Это потруднее… Ну, слушай: браслет я купил в Риме; туда ехать незачем, в Рим он попал случайно; надо ехать в Египет — браслет сделан там. Теперь хорошо в Египте. Поезжай-ка туда, у тебя денег много. Если поедешь — зайди ко мне, я скажу, куда ехать и к кому обратиться: у меня есть знакомые в Каире, да в везде есть знакомые, господин.
Поданная мне Пильманом мысль — ехать в Египет, чтобы узнать на месте о происхождении браслета, мне понравилась. Я давно собирался проехаться по Нилу, а ехать туда с какой-нибудь целью, конечно, заманчивее, чем просто для удовольствия.
Несколько вечеров подряд я нагревал браслет и, вместо того, чтобы рисовать иероглифы, произносил на память слова, которые сказал мне египтолог.
Каждый раз нагретый браслет наполнял комнату удушливым запахом, и каждый раз в столбе света появлялся призрак женщины. Но когда я пробовал проделывать то же самое днем, то ничего не выходило.
К появлению очаровательной женщины я так привык, что не мог прожить без нее нескольких дней. Она улыбалась мне так печально и вместе с тем так нежно, что я не мог забыть ее ни на минуту. Я полюбил ее, она сделалась мне родной, мне казалось даже, что мы давно-давно жили где-то вместе.
Сидя дома, я все время думал, чем бы все это объяснить. Иногда мне казалось, что я схожу с ума, но то, что призрак появлялся только ночью, меня успокаивало — не мог же я сходить с ума только по вечерам! — а чувство родственной любви к призраку я объяснял себе тем, что лицо являвшейся мне женщины было очень похоже на лицо моей бабушки в молодости. Я очень любил свою бабушку, — она меня и воспитала.
Наступил январь. Можно было ехать в Египет. Я стал часто бывать у Пильмана и советовался с ним относительно поездки.