Бриллиантовый маятник

На Знаменской площади Шумилов взял извозчика и решил повторить путь, каким ехала в тот субботний вечер незнакомка. Когда коляска выехала на Невский, Алексей Иванович приказал остановиться напротив дома N 57. Прямо над входом в подворотню красовалась большая яркая вывеска золотом по малиновому фону «Касса ссуд. Миронович И.И» и ниже помельче — «Выгодно. Надежно.». Шумилов покрутил головой в разные стороны: вот мелочная лавка, куда направлялась в тот вечер Сарра, вот тут, видимо, незнакомка выскочила ей навстречу из экипажа. «Возможно, по пути к протезисту, она увидела вывеску кассы Мироновича. Заинтересовалась, остановилась, подозвала первого попавшегося прохожего. Им случайно оказалась Сарра. Простодушный ребёнок всегда источник исчерпывающей информации… Воры прекрасно знают, что справки надо наводить именно у детей — они местные, всегда всё знают, по своей наивности на контакт идут легко. Женщина, видимо, желала замаскировать объект своего любопытства, поэтому начала разговор со щенка. И лишь потом, наклонившись к Сарре, спросила про кассу. Если на самом деле всё было именно так, то это…то это поведение опытной воровки! Ну, и что же могло быть потом? Сарра ответила, что касса уже закрылась. Возможно, девочка с присущей ей непосредственностью добавила, что сама там служит и сторожит, и предложила приходить завтра. Так — так, вроде бы это логично… И что же было потом? Дамочка поехала к дантисту…»

Занятый такими мыслями, Шумилов доехал до театра на Итальянской и там отпустил извозчика. Сверившись с полученным у Березовского адресом, он посмотрел напротив и на той стороне улицы увидел дом с медной табличкой у парадного подъезда — «Доктор Фогель К. К. Безболезненное лечение зубов.» Солидно, достойно, ни прибавить, не отнять… «Он — то мне и нужен», — подумал Шумилов и, перейдя улицу, толкнул тяжелую застекленную дверь. В вестибюле швейцара не оказалось, но вход в приемную доктора был совсем рядом, на первом этаже.

В просторной приемной, богато декорированной лепниной по потолку и стенам, находились полная дама со страдальческим выражением лица и мужчина, её сопровождавший. Дама нервно теребила носовой платок и бросала по сторонам горестные взгляды, её спутник тем временем поглаживал холёные дамские пальчики. Увидев Алексея Ивановича, она интуитивно угадала в нем соперника, претендующего на внимание доктора, и поспешила вздохнуть: «Ну когда же? Как же долго всё это тянется…». Едва Шумилов опустился в кресло, как из — за белой двери появился благообразный молодой человек в белом халате, с зализанным пробором, очевидно, ассистент доктора. Он тихим голосом заверил madam, что доктор примет её при первой же возможности и тут же передвинулся к Шумилову.

— Здравствуйте. На что жалуетесь? Господин…э… — спросил он таким же вкрадчивым голосом.

— До жалоб дело пока не дошло. Мне угодно, — ответил Шумилов холодно, не понижая голоса, — безотлагательно переговорить с господином Фогелем по делу, не терпящему промедления. Речь идет о соблюдении господином Фогелем закона… — он замялся, потому что убедился, что сказанного оказалось достаточно — с ассистента моментально слетела напускная важность. Молодой человек пулей влетел в белые двери, из — за которых только что вышел; не прошло и полминуты как он так же стремительно вернулся и пригласил Шумилова пройти в смежную комнату.

Доктор показался из смежной комнаты почти сразу же, даже не дав Шумилову оглядеться. Это был типичный немец — аккуратный, подтянутый, в отутюженном крахмальном халате без единой морщинки. Глаза смотрели насторожённо.

— Чем могу служить, господин агент?

Алексей Иванович уже многократно убеждался, что редкий человек не испытает внутреннего трепета при намёке на какие — то его потаённые грешки и нарушения, особенно, если намёки эти сделаны лицом «при исполнении». Было совершенно очевидно, что ассистент принял Шумилова за агента сыскной полиции и именно так отрекомендовал визитёра патрону. В том, что ассистент не разобрался толком кто же именно был перед ним была только его собственная вина; у Шумилова были свидетели, которые всегда смогут подтвердить, что он не называл себя полицейским и не заявлял о своей принадлежности к Сыскной полиции. В этом отношении совесть его была чиста; никто бы не смог доказать, что он нарушил закон, который строжайше запрещал «называться не принадлежащими именами и званиями». Но вот использовать ошибку ассистента в своих интересах можно было и даже нужно. На Шумилове не было мундира, но главное в этом деле вовсе не мундир, а внешняя убедительность, повадка, манера разговора. А уж этого Шумилову было не занимать.

— Позвольте отрекомендоваться: моя фамилия Шумилов; я прибыл к Вам с особым поручением.

— Да, чем могу?.. С удовольствием, — залепетал доктор.

— Представьтесь, пожалуйста…

— Да — да, конечно, что ж это я… Конрад Карлович Фогель.