Бриллианты и ржавчина (СИ)

Прости меня, брат, я виню себя в твоей смерти. Зачем я сделал это? Почему поддался злости и вонзил клинок в твое сердце? Мне нет прощения за это… Пускай никто не верит и не может даже подумать о том, что я, Люцифер, чувствую угрызения совести, но факт остается фактом – я братоубийца. Как Каин, сын Адама и Евы. Как отвратительно сравнивать себя с человеком…

Тогда новая кровь пролилась на эту грешную землю, и так насквозь пропитанную кровью. Тогда я познал, какую боль приносит потеря брата, и боль эта была сильнее оттого, что я своими руками лишил его жизни. Все, что я чувствовал, все, что я знал, я никогда не показывал, никогда, ни за что. Не видеть бы и не вспоминать того, что тогда случилось… Страшно представить, чем бы могла обернуться для меня смерть Михаила. Хотя, я бы просто не смог убить его, я позволил бы ему убить меня. Пускай тогда я проиграл бы, но мои руки не были бы вновь замараны кровью моего брата.

Как я мог лишить жизни Гавриила, моего любимого младшего брата, которого я сам воспитывал? Эта боль все так же сильно отдается где-то внутри при любом воспоминании о моем непростительном поступке. Я видел его глаза в момент его смерти; я знал, что Гавриил не хотел и даже не собирался драться со мной, он всего лишь пытался уберечь меня от того, о чем бы я в последствие пожалел. Он даже не ожидал, что я способен поднять на него клинок. Я и сам этого не ожидал…

Пожалуй, это единственное, за что я мог бы попросить прощения. Эта грязь никогда не смоется с моих рук… но, Отец, если ты слышишь – знай, что я раскаялся в этом. Знай, что мои ошибки эхом откликнулись мне и стали моим горьким опытом. Знай, что это единственный раз, когда я прошу Твоего и вообще чьего-либо прощения. Но я понимаю, что такой грех нельзя искупить, и я сам нарекаю себя непрощенным.

Кто-то робко потянул меня за рукав рубашки.

- Все хорошо? – тихо спросила Селестия, обеспокоено смотря на меня.

- Почему ты спрашиваешь? – конечно, мне не хотелось говорить кому-то, что именно в этот момент меня мучает совесть, пожирая изнутри.

- Ты уже минут пять стоишь и смотришь в одну точку… - пояснила она, отстраняясь. – Прости, если отвлекла тебя от каких-то размышлений…

Я промолчал. Сейчас меня интересовал один вопрос:

- Скажи, Селестия, каждый человек бы мучился из-за смерти близких?

Она вздрогнула и села на диван, складывая ладони на коленях.

- Это спорный вопрос, - начала девчонка, - все зависит от того, насколько дорог был этот близкий.

- А если человек сам убил своего ближнего?

- Тогда ему нет прощения, - сказала она твердо. – А если он еще и не считает себя виноватым, то его место на Девятом Кругу, прямо в поясе Каина. Это же предательство – одно из самых непростительных деяний. Обмануть доверившегося – не только подло, но еще и позорно.

Значит, вот как она считает. Вообще удивительно, как человек, не знающий измены тех, кому доверял, может так рассуждать о предательстве. Как оказалось позднее, Селестия к этому числу людей не относилась. Я не рылся в ее воспоминаниях, так как хотел услышать все из первых уст, и я услышал.

Где-то шесть лет назад у нее были так называемые друзья, которым она полностью доверяла. И, чего следует ожидать, эти «друзья» ее предали. Перестали общаться, отвернулись от нее. Конечно, это все ерунда, детские проблемы и тому подобное, и за это их души в Ад не попадут. Однако это уже стало почвой для измены, и, скорее всего, эти людишки и дальше будут предавать. Тот, кто предал однажды, предаст и еще раз. Такова истина.

Да, моей игрушке явно не повезло в жизни. С другой стороны, я могу быть полностью уверенным в ней и знать, что она будет хранить мне верность. Во всех смыслах этого слова. В конце концов, я теперь единственный, к кому она могла бы пойти. Ну, пойти… как там люди говорят? Кажется, что-то типа «быть прибежищем». Немного странно звучит, но, наверное, так и есть.

Селестия… Моя маленькая игрушка, хрупкая только на первый взгляд. Снаружи – белая и пушистая, внутри – скала. Мне нравятся такие личности, у которых обманчивая внешность, за ними занятно наблюдать. И Селестия входит в их число. Однако скала она только перед людьми, передо мной она остается мягкой, уязвимой натурой. Впрочем, что думать об этом? Ведь с недавних пор она уже совершенно точно никуда от меня не денется. Да, девочка моя, ты даже не заметила, как стала моей собственностью. А что мое – то неприкосновенно. И характер показывать бесполезно – ты полностью принадлежишь мне. Хотя, думаю, что ты не настолько безрассудна, чтобы показывать характер передо мной.

- Люцифер, я могу как-нибудь поохотиться? – неуверенно спросила Девишек.

Поохотиться? На отродья Евы? Как Винчестеры? Это же опасно. Конечно, я всегда приглядываю за ней и всегда могу воскресить, – очень надеюсь, что мне никогда не придется это делать – но это не значит, что угроза исчезает.

Случайное представление, как какой-нибудь ругару зубами вцепляется в руку или ногу моей девочки, заставило меня от гнева сжать кулаки. Я что, беспокоюсь за нее?..

- Одна? – я в моем голосе прозвучала небывалая строгость.