И Фрэнк Бегби уходит, оставив разум Рентона размотанным через время и континенты, пока он стоит в хаосе, созданном Спадом. Владелец галереи смотрит на все с беспомощной ненавистью, Мартин бегает, снимая последние работы. Конрад расстроен из-за воды в диджейском оборудовании и громко кричит. Карл не может понять почему, все его оборудование — наушники и флешка. Пожарные и сантехники приезжают с неприличной спешкой, пока обслуживающий персонал занимается своими делами, а гости охают, ноют и разговаривают. Снаружи пожарная сигнализация продолжает визжать, как королева драмы, когда все уже, казалось, уладилось. Рентон врос с корнями в одной горящую в голове мысль:
И Больной, который стоил ему всего, уходит с Марианной. Бегби был бы рад двадцати тысячам за эти головы, но Больной через Форрестера обчистил его. Это неприемлемо.
Смешная выставка Бегби была обязательной. Я жаждал увидеть расстроенную моську Рентона, зная, что нанял Майки выебать его финансовое состояние ставками на бесполезную работу Франко. Конечно, бронзовая голова вообще не похожа на меня. Да, красивые скулы, крепкий подбородок и благородный нос присутствуют, но нет пиратских глаз. Но Франко преподал вишенку на торте: темпераментный художник решил, что, в конце концов, он хочет свои деньги от сделки! Соль на раны Рентса, ловкий штрих, свидетельствующий о том, что я не был связан с Фрэнком Бегби. Майки осведомил меня: одно удовольствие было смотреть на предательскую рыжую моську Рентона! Жаль, что я пропустил это.
В галерее Рентон держит дистанцию, демонстрируя невозмутимость, но не может контролировать себя рядом со мной. Он болтает о деках с Юартом и его толстым голландским ребенком. Но все это — прелюдия для основной причины его появления, Марианны, которая приплыла на выставку бледная, как призрак в голубом платье. Она в компании молодого парня и девушки; оба хорошо выглядят, но это пустые и одноразовые уебки, таких можно найти за бархатным занавесом любого пафосного отеля на Георг Стрит. Молодого парня — либо любовника, либо парня девушки, — без особых усилий отшвыривает в сторону Джус Терри.
Поэтому время внезапно стало существенным. Я покидаю своих непривлекательных партнеров и медленно иду к ним:
— Терри... Извини, дай нам пару секунд. Марианна, нам надо поговорить.
— Ох, правда надо? — она окидывает меня холодным насмешливым взглядом, от которого всегда зудели мои яйца. — Ты можешь пойти нахуй.
— Ага, это может подождать, ты, уебок, — зло на меня зыркает Терри.
Но Марианна не отводит глаз. Она слышала мои обманчивые и соблазнительные речи так часто. Сколько еще я могу это делать? Сколько еще я могу вынуждать ее верить? Я чувствую, как эмоции разрывают меня изнутри, когда я представляю себе нас обоих, пораженных смертельной болезнью и оставшимися всего с несколькими месяцами жизни. Смесь песен Бобби Голдсборо «Honey» и Терри Джексона «Seasons in Sun» играют у меня в голове, пока мой голос становится низким и глубоким:
— Пожалуйста, — впустую умоляю я, — это очень важно.
— Хорошо бы, если так, — огрызается она, — но я в ебаной игре!
— Правильно, хорошо бы, — яростно говорит Терри, пока я беру за руку неподатливую Марианну и мы идем к пожарному выходу.
На лестничной площадке пожарного выхода она озадаченно смотрит на меня:
— Ну? Какого хуя ты хочешь?
— Я не могу перестать думать о тебе. Когда ты плеснула тот напиток мне в лицо на Рождество...
— Ты, блять, заслужил это. И даже больше! Относишься ко мне, как к дерьму!
Я вдыхаю больше воздуха и позволяю себе задрожать кокаиновым отходняком:
— Ты знаешь, почему я это делаю? Почему меня тянет к тебе, а потом я отталкиваю тебя?
Она молчит, но ее глаза выпучиваются, будто ее неплохо трахают. Не жалким пресвитерианским пенисом Юэна, а настоящим монстром, размером с посох Папы Римского. Настоящим итальянским жеребцом!
— Потому что я схожу с ума по тебе, — говорю я трезво. — Всегда так было и всегда так будет.
— Ну, у тебя забавный метод показывать это!