Булгаков

Булгаков явно отвергал проповедь ненасилия Льва Толстого (1828-1910), считал ее "юродивой". В "Мастере и Маргарите" проблема "свободы делания хотя бы зла во имя талантливости" вновь встала в связи с образом Воланда и его отношений с Мастером. Последний вынужден принять помощь сатаны во имя сохранения своего творческого гения. Не исключено, что вопрос, поднимаемый в юношеские годы в спорах с Б., Булгаков осмысливал теперь в контексте своих отношений со Сталиным, предоставившим автору "Мастера и Маргариты" возможность работать, но воспретившим ему покидать страну и обнародовать свои произведения (в одном из черновых набросков Воланд предупреждал Мастера: "Ты не покинешь свой приют").

Интересно, что упоминаемый Б. религиозный философ, профессор Киевской Духовной Академии и друг А. И. Булгакова В. И. Экземплярский (1875 - 1933), вероятно, повлиял своими трудами и на замысел последнего булгаковского романа. В 1911 г. он был изгнан с кафедры нравственного богословия за статью "Л. Н. Толстой и св. Иоанн Златоуст в их взгляде на жизненное значение заповедей Христовых", где утверждал, что прошедшая через толстовское сознание "часть истины уже с первых веков христианства заключена в творениях великих провозвестников церковного учения". Сам же Толстой, по мнению философа, был "живой укор нашему христианскому быту и будитель христианской совести". В 1917 г. В. И. Экземплярского восстановили в КДА. Вскоре после Октябрьской революции на заседании Киевского Религиозно-просветительского общества он сделал доклад "Старчество", и высказанные в нем мысли были очень созвучны спорам Б. со своим братом. Автор "Старчества" утверждал: "... С точки зрения христианского идеала, все главные устои древнего мира должны были быть осуждены. Так, например, чужд евангельскому духу был весь тогдашний строй государственной жизни, как, впрочем, таким он остается и до наших дней (как и поныне. - Б. С.). Евангелие со своим заветом непротивления злу, проповедью вселенской любви, запрещением клятвы, убийства, со своим осуждением богатства и т. д. - все эти заветы, если бы были даже осуществлены в жизни, должны были повести к крушению империи. Без армии, без узаконенного принуждения в государственной жизни, без штыков, без судов, без забот о завтрашнем дне государство не может и дня просуществовать. Не менее велик был разлад и между Евангелием и человеческим сердцем самого доброго язычника. Все отдать, всем пожертвовать, возненавидеть свою жизнь в мире, распяться со Христом, отказаться от всей почти культуры, созданной веками, - все это было неизмеримо труднее, чем поклониться новому Богу, все это должно было казаться безумием, а не светом жизни. Здесь источник такого отношения к евангельскому идеалу жизни в истории христианского общества, когда евангельский идеал был сознательно или бессознательно отнесен в бесконечную высь неба, а от новой религии потребовала жизнь самого решительного компромисса, вплоть до освящения всех почти форм языческого быта, совершенно независимо от их соответствия духу и букве Евангелия". Экземплярский принимал те положения толстовского учения, которые не противоречили православию, в том числе идею "заражения добром", изначально доброй сущности всех людей и непротивления злу. У Булгакова же проповедь Иешуа Га-Ноцри о добрых людях приводит Понтия Пилата к убийству Иуды из Кириафа. У Толстого в "Войне и мире" (1863-1869) славившийся своею жестокостью маршал Луи Никола Даву (1770-1823) во время допроса почувствовал в Пьере Безухове человека, как и он сам, и это невольное сочувствие, установившаяся между ними человеческая связь избавила арестанта от расстрела. В "Мастере и Маргарите" такое же сочувствие к Иешуа испытывает Пилат, но это не мешает прокуратору отправить Иешуа на казнь.

У Булгакова, как и у В. И. Экземплярского, Га-Ноцри принимают за безумца, а не за носителя света жизни. Автор "Старчества" прославлял тех, кто достигли евангельского идеала в монашестве, удалившихся в пустыни, кто "презрели мир до конца и всю свою жизнь посвятили исканию Царства Божия и правды Его на земле". Экземплярский цитировал слова аввы Дорофея своему ученику: "Не скорби, тебе не о чем беспокоиться; каждый продавший себя в послушание отцам имеет такое беспечалие и покой". Булгаков еще в 1923 г. в фельетоне "Киев-город" с грустной иронией вспоминал те легендарные времена, окончившиеся в 1917 г., "когда в садах самого прекрасного города нашей Родины жило беспечальное, юное поколение". В последнем булгаковском романе Мастеру и Маргарите приходится "продавать себя в послушание" не святым старцам, а дьяволу Воланду, чтобы вновь обрести "беспечалие и покой".

Интересно, что метания Б. по вопросу веры сочетались с симпатиями ее и ее мужа к революции. Первая жена Булгакова, Т.Н.Лаппа вспоминала, что в 1916 г., когда она собиралась к мужу в госпиталь на Юго-Западный фронт, Б. дала ей пачку революционных листовок для распространения среди солдат. Булгаков, когда узнал, эту затею не одобрил, и прокламации были сожжены в печке.