Дани прижался лицом к щелястой двери. Косые полосы дневного света проникали в сарай через прорехи в крыше. Женщина с ребёнком на руках сидела в центре светового пятна всё в той же позе, прижимая к животу полулежащего неподвижно мальчишку. Характерная поза Мадонны. Впрочем, ребёнок великоват. Впрочем, что общего может иметь малолетний убийца со Спасителем рода людского? Наверняка его отец коммунист и безбожник.
– А потом вы их убьёте? – шепотом спросил Шаймоши.
– Пошёл прочь! – отозвался Дани.
Он смотрел на женщину, а та и не думала прислушиваться к их разговору, словно вовсе не от них зависела судьба её мальчишки. Её горделивая уверенность в неотвратимости собственной судьбы пробуждала в Дани ярость. Почему она так спокойна? Она уверена, что Дани будет честен и выполнит данное обещание. А она? Будет ли она страстной и нежной? Отдастся ли ему, врагу, с удовольствием или… Да возможно ли такое? А если – нет, то удовольствуется ли он суррогатом, любовью из-под палки, под страхом смерти?
Капитан Ласло Якоб долго не мог угомониться. Через тонкую межкомнатную перегородку Дани долго слышал его возню и кряхтение. В дугой комнате Гильдебрандт, Алмос и Отто расписывали пульку. Дани с улыбкой прислушивался к голосу Амоса, громко сетовавшего на его, Даниэля Габели, лень. Но после полуночи и они угомонились. Гильдебрандт вышел во двор, громко хлопнув дверью, и только после этого послышался знакомый храп Шаймоши. Его верный ординарец делил узкий коридорчик с ординарцем капитана Якоба. Оба спали на неудобных раскладных койках, но селиться с нижними чинами в комнатёке над сараем отказались.
Дани слушал звуки ночи. За тонкой перегородкой храпел Ласло Якоб. Стальные пружины жалобно пели под его грузным телом. Старый мадьяр спал крепко. Совсем иное дело его подчинённые. Отто, Алмос и Гильдебрандт до полуночи расписывали пульку. Потом весело провожали обер-лейтенанта. Дани слушал, как они расходись по своим комнатам. Последними улеглись ординарцы. В третьем часу ночи Дани, утратив последнюю надежду уснуть, подошёл к окну. Нигде ни огонька. Только светляки необычайно крупных на этом небе звёзд. Полевая жандармерия исправно следит за исполнением приказа о светомаскировке, но погасить небесные светила даже ей не под силу. Погода ясная, значит, налёта не миновать. Некоторое время Дани с тревогой ждал сигнала ПВО, но вскоре пришёл к единственно логичному выводу: такой тёмной ночью летать без видимых ориентиров и опасно, и бессмысленно. Эта успокоительная мысль вернула его на кровать. Он позволил лёгкой дрёме овладеть своим телом и разумом. Он надеялся на Шаймоши.
Шаймоши обладал завидной способностью пробуждаться ото сна строго в назначенное время или минут за десять до начала налёта. Прихотливая его интуиция не раз спасала Дани жизнь и в паузах между боями так же доставляла немало пользы. И на этот раз его ординарец поднялся строго в назначенный час. Сначала Дани услышал его тихие шаги и скрип двери, а через несколько минут – возню под окном. Шаймоши возвращался с женщиной. Выйдя на воздух из душного, прогретого солнцем и не успевшего остыть за ночь сарая, та чихнула. Наверное, Шаймоши ударил её, и она упала, потому что он сказал:
– Поднимайся, курва-мать.
Вот мерзавец! Неужели в такую минуту нельзя обойтись без обычной грубости. Дани вскочил с кровати. Он досадовал и волновался. Но вот звуки шагов вернулись в прихожую. Вот заворочался во сне капитанский ординарец, вот приоткрылась дверь и…
Женщина проскользнула в его комнату по-девичьи, украдкой. Похоже, она не очень-то хорошо видела в темноте – щурилась и настороженно озиралась. Теперь, в потёмках, женщина казалась много моложе, чем при свете дня. Как-то она ухитрилась уложить свои волосы в гладкую, аккуратную причёску. Дани с наслаждением представил, как совсем скоро, может быть, через минуту он властной рукой распустит её косы, как растрёпанные пряди упадут на его грудь, щекоча кожу. А пока женщина двигалась вдоль стены, время от времени прикасаясь к ней ладонью. Казалось, она вовсе не замечает его.
– Я здесь! – прошептал он и распахнул объятия.
Она остановилась, провела рукой по волосам. Возможно, она хотела улыбнуться, но лицо её исказилось болезненной судорогой. Быстро овладев собой, женщина стала раздеваться. Только теперь Дани заметил, что она всё ещё одета в медицинский халат. Белая ткань посерела от пыли и сажи, а кровавые пятна на ней напоминали цветущий маками луг с картины, писанной кистью сюрреалиста.
Женщина разделась по-солдатски быстро и Дани увидел именно то, что ожидал – тело много раз рожавшей женщины.
– Распусти волосы, – приказал он.