Чародеи

Кантор знал, что такое оптический прицел — у некоторых технологических штучек в отцовском хранилище имелись эти устройства — нечто подобное было и у того оружия, которым он собирался воспользоваться. Нет, не трубка со стеклами — зачем помещать на оружие дополнительную вещь, если можно поместить ее свойства? Эффект тот же, и места не занимает. Когда Кантор, держа оружие в руках, смотрел сквозь прицел на площадь, то видел тех, кто находился там, так же ясно, как если бы стоял с ними рядом. Он понимал, что сам арбалет имеет физическое воплощение лишь потому, что Сагарус создавал это оружие для людей — людям было удобнее держать в руках что–то весомое, ощутимое; по сути же Арбалет был лишь сгустком Силы низвергнутого Лорда, воплощением его желания и воли.

Время как будто растянулось. Кантор не спешил приводить в действие спусковой механизм, смакуя этот момент. Он четко видел лицо своего врага — как всегда, тупое и самодовольное: физиономия зазнавшегося смерда, вознесенного из грязи на вершину славы благодаря счастливому стечению обстоятельств. Дэвид слишком много воображал о себе, не понимая, что его подлинное место — там, внизу, среди дебилов, крестьян и прочих полуживотных. В этой размазне нет настоящего внутреннего стержня, есть лишь его имитация, подпитанная парой выигранных боев и целой горой везения, а сам он — ничто, пустышка, и этого никак не изменить, чтобы он не делал и каких бы высот не достиг. Все его достижения — лишь пародия на настоящее восхождение, жалкая имитация пути, пройти который способен лишь человек, имеющий подлинную внутреннюю гордость. Настало время поставить зарвавшегося раба на место.

Кантор перевел взгляд на Идэль. Сердце болезненно сжалось. Как она красива… И хороша в постели, надо добавить — он прекрасно помнил то время, когда они были вместе. Конечно, она не заслуживает большего, чем быть просто одной из многочисленных подружек Кантора кен Рейза — но, увы, и она не понимала, где ее место. Во вселенной, похоже, царит эпидемия тупости, если вчерашние рабы мнят себя господами, если женщины бросают таких, как он, Кантор, и прилепляются к размазням вроде Брендома. Ты сделала мне больно, девочка, и мне придется сделать больно тебе. Да, этого не избежать, нет, никак не избежать… Кантор представил, каким будет ее лицо, когда ее новоиспеченный муженек сдохнет у нее на глазах — раньше надо было думать, моя сладкая, раньше!.. Твое иллюзорное обывательское счастье лопнет, как мыльный пузырь, как только в него войдет нечто подлинное, и имя этому подлинному — боль и смерть; кричи от страха, проси и плачь, не в силах отвести глаз от черной тени, вошедшей в твой мир — ничего не изменить. Мир — это не сказка, моя дорогая принцесса Идэль, и сейчас ты это поймешь…

Думая так и наслаждаясь моментом — самым счастливым моментом во всей его жизни, Кантор перевел взгляд обратно на Дэвида и, улыбаясь, выстрелил.