Чат с мертвецами

– За год нам удалось многое, – похвалила себя и коллег врач. – Мальчик научился общаться на уровне, необходимом для дальнейшего нахождения в обществе. Он мог вести беседы, нормально реагировал на различные смоделированные ситуации, в том числе потенциально конфликтные, выстраивал простые отношения. Конечно, научить его глубоким эмоциям, любви, дружбе никто не смог бы.

– То есть, – перевел для себя Шерлок, – парень знал, когда надо правильно улыбнуться, понимал, кому и как ответить, чтобы казаться нормальным? Извините. Мне кажется это… лицемерие.

– Да, – легко согласилась женщина. – Именно так. Цинично, я знаю. Но это максимум. На выходе из стационара мальчик не стал харизматичным подлецом. Он научился мимикрировать в окружающей среде, не выделяться и не конфликтовать. Еще раз повторю: невозможно научить кого-то любить, если это не дано.

– И все? – Шерлоку что-то не давало покоя. В ее рассказе не хватало какой-то важной детали. – То, что мы имеем сейчас… Мало уметь улыбаться и говорить правильные вещи.

– Верно, – снова этот немного печальный тон. – Это только часть. Каким бы он ни был, ребенок рано пережил слишком большую трагедию – не просто смерть родных, а полное разрушение привычного ему мира. А как, вы думаете, дети реагируют на трагедии?

– Плачут, – предположил детектив очевидное.

– Это внешняя реакция, – возразила женщина. – Что происходит в душе ребенка? Прежде всего, не имея необходимого опыта, он не может поверить в безвозвратность таких процессов. Даже если просто сломалась игрушка, ее можно починить, но вернуть прежнее состояние нельзя. Вот это ребенок понять не может, отсюда приходят страдание и гнев. Внешне это выражается криком, скандалами, капризами и слезами. Игрушка и привычный мир, окружающий его. Сравните!

– Как я понимаю, во втором случае эмоции страдания и гнева будут в разы сильнее, – решил Шерлок и тут же забеспокоился, ему так и хотелось сказать: «Боже, с кем мы связались?!»

– А еще прибавьте, что у нас весьма специфический и все же не совсем психически здоровый ребенок, – напомнила врач. – Этот гнев и даже ненависть мы должны были погасить. Точнее, наша задача состояла в том, чтобы каким-то образом расширить кругозор и жизненный опыт мальчика, дав ему инструмент погасить в себе эту страсть самостоятельно. Была обычная терапия, как для людей с суицидальными наклонностями или депрессиями.

– Помогло? – и снова это прозвучало крайне скептически.

Врач как-то странно улыбнулась.

– Мы быстро поняли, что сами себя загнали в тупик, – призналась женщина. – Мы учили его реагировать на внешние раздражители, адаптироваться в социуме. И он эти навыки выдал здесь.

– Он просто скрыл свою ненависть и ответил вам так, как научили, – догадался детектив.

– Естественно, – она опять грустно улыбнулась. – Конечно, мы старались это исправить, но… Почему я так хорошо помню этот случай? Я до сих пор не уверена, что его вообще стоило выпускать отсюда.

– К сожалению, ваши сомнения оказались оправданы, – признал детектив. – А когда он был направлен в детский дом, не знаете, как сложилось там?

– Мы запрашивали отчеты о его состоянии, в первые два года его консультировал наш специалист, навещал мальчика, – рассказала врач. – Он усвоил уроки: вписался в компанию, не был замечен в конфликтах, но оставался несколько закрытым и замкнутым. Вообще ничем не выделялся. Много читал, проблем с полицией не имел. Все нейтрально ровно, хотя нашего главного врача, моего друга и учителя, это сильно настораживало.

Шерлок отметил про себя, что не зря за парня переживали.

– Я уже был в том детском доме, – признался он. – Его вообще почти не запомнили. Он не рассказывал другим детям о себе, о своей семье. Там в то время была плохая компания: подростки воровали дорогие вещи в магазинах и деньги у подвыпивших прохожих. Наш мальчик в этом не участвовал. Вообще, Володе дали хорошую характеристику. Скромный, умный, поведение отличное. Врагов нет, друзей тоже. Никаких привязанностей.

– Тихий омут, – согласилась врач. – Так обычно говорят. Мы тоже получали эти характеристики. Кстати, там однажды произошел несчастный случай – погибла девочка. Она общалась с нашим пациентом. Мы тогда волновались, но он не проявил никаких эмоций по этому поводу и оказался не причастен.

– Вот! – Детектив вспомнил один момент из ее рассказа, который его смутил. – Здесь он эмоций не проявил – это ожидаемо. А раньше? Вы говорили, что еще в центре они с сестрой не контактировали с окружающими. Сложилось впечатление, что они держались вместе. Как он отреагировал на смерть сестры?